Шифр Магдалины

— Не знаю, — ответил Данфи. — Я не дочитал до конца. Мне пришлось оттуда бежать.

К вечеру они прилетели в Мадрид и сразу же направились в «Ла вента квемада», маленькую гостиницу на площади Зубейда. Данфи останавливался здесь тремя годами раньше, когда у него было совместное дело с одним не очень чистым на руку менеджером школы тореадоров. На протяжении уже большей части столетия отель представлял собой постоянное место сборищ для потенциальных участников «смертей в полдень». Гостиница стала настоящим домом для Манолете, Домингина и огромного числа других тореро, пикадоров и страстных болельщиков корриды. Данфи нравилось и само место, и особо парень, сидевший за рабочим столом у входа, убежденный анархист, за небольшие чаевые соглашавшийся дать номер без регистрации.

Вселившись, Джек и Клементина почти сразу взяли такси и поехали на Гран-виа. Один из великих европейских бульваров, теперь довольно обветшавший (но все еще ностальгически притягательный), Гран-виа битком набит старенькими кабаре, мюзик-холлами и роскошными кинотеатрами, давно пережившими свой век. Гигантские, нарисованные от руки плакаты, рекламирующие мышцы Сталлоне и губы Бэссинджер, покрывали стены зданий. Посреди улицы некий художник творил свой перформанс. Он стоял, совершенно не шевелясь и не обращая никакого внимания на транспортные пробки, которые то и дело возникали рядом. Кожа и одежда у него были выкрашены в алюминиевый цвет. Жестяной человек, предположил Данфи, а может быть, просто жестяная банка.

Пожилые чистильщики обуви с укором указывали Данфи на его обувь. Цыганята носились вокруг подобно койотам. Прекрасная, с широко открытыми глазами, в изумлении от увиденного и боящаяся какой-то неизвестной опасности, Клементина обеими руками хваталась за его правую руку, словно хаос, царивший вокруг, мог унести их в разные стороны. Дальше по бульвару яркими неоновыми буквами сверкал знак в стиле ар-деко. Неподалеку подсвеченное меню обещало блюда из морепродуктов и бифштексы. Бросив взгляд на Клементину и пожав плечами, Данфи прошел вверх по ступенькам в освещенный неярким светом ресторан, расположенный на втором этаже. Официантами в смокингах, белыми скатертями, панелями из мореного дуба он напоминал мужской клуб, и при том очень неплохой. По мадридским меркам время для ужина еще не настало — было всего десять вечера, — поэтому они решили провести часок за тапас [54]и бутылкой красного испанского вина.

Они были в полном одиночестве рядом с громадными окнами с двойными рамами, выходящими на Гран-виа, и Данфи рассказал Клементине все то, что оставалось недосказанным, о причинах, приведших к их нынешнему положению. Он рассказал ей также и о том, как Даллес и ЦРУ спасли Эзру Паунда — Кормчего Общества, заключив его в больницу Святой Елизаветы. Он сообщил ей о значении, которое в этом Обществе придавали таинственному человеку по имени Гомелес, и о том, как Даллес и Юнг договорились «разворошить муравейник», запустив новые архетипы и реанимировав старые. Когда Клементина спросила, что за ерунду он несет, Данфи напомнил ей слова Саймона о теориях Шидлофа относительно поля архетипов и о мистификации в Розуэлле. А потом он задал ей вопрос:

— Что значит слово «материализовать»?

Клементина наколола пинчито на зубочистку и, улыбаясь, отправила в рот.

— Чему ты смеешься? — спросил он.

— У меня был бойфренд троц, — ответила она.

— Что?

— Троцкист. Давно. И «материализовать» было его любимым словом.

— Боже мой! Ты что, была коммунисткой?

— Куда там. Мне было всего шестнадцать. А он действительно был коммунистом.

— Ну и что это значит?

— Что?

— Слово «материализовать».

— Ах, материализовать, — ответила она. — Значит сделать реальным то, что до тех пор было абстракцией.

— Можешь привести пример?

Клементина задумалась.

— Ну, даже не знаю… Например, время. Время — абстракция. А часы «материализуют» его. Но какое это имеет отношение к тому, о чем ты рассказывал?

— В одном из своих посланий Даллес пишет о «материализации знамений». Он настаивал, обращаясь к Юнгу, что они — я цитирую по памяти — должны «активно вмешиваться в ход событий и способствовать материализации тех знамений», которые упоминаются в их книге.

— В какой книге? — спросила Клементина.

— Никогда не предполагал, что мне когда-нибудь придется всерьез говорить о знамениях и пророчествах, — пожаловался Данфи и подал знак официанту, чтобы тот принял заказ.

— В какой книге? — повторила Клементина.

Данфи вздохнул.

— Я забыл, как она называется. Апокрифы или что-то в этом роде. Какое-то шарлатанство…

— Не думаю.

— Почему?

— Мне кажется, ты имеешь в виду апокриф, действительно очень древнюю книгу.

Данфи удивленно взглянул на нее.

— Ты меня потрясаешь.

— Я ее видела, — кивнула она, — в «Скубе». В дешевом издании. Ее публиковало «Дувр пабликейшнз». Собственно, она даже и не книга в прямом смысле слова. Это большая поэма, но некоторые называют ее «Творением» с большой буквы. «Дувр пабликейшнз» выпустило ее как часть серии, посвященной концу света. Мне кажется, серия называлась… «На пороге Золотого века».