Шифр Шекспира

У меня взмокли ладони, стук сердца отдавался в ушах, но говорить на эту тему было выше моих сил. Я убила человека. Сэр Генри убит. Они с Беном — вместе или поодиночке — отравили Атенаиду и зарезали Грасиэлу, а потом пытались убить и меня. Мы нашли яковианский magnum opus. Он был уже близок, почти у нас в руках…

Я убила сэра Генри.

Дорога уносилась под колеса. По обочинам пустыню пересекали небольшие шрамы гор, окружая огромные впадины, некогда занятые морем или невероятных размеров озерами.

Мы ехали к западу, в объезд северной оконечности гор Чирикахуа, а дальше — через перевал верхнего отрога гряды Дос-Кабесас. Там, где эти горы крошились и сравнивались с землей, шоссе сворачивало на юг. На востоке, над кромкой Драгунских гор занялся серебряный рассвет. Ночь бледнела, лиловея, как кровоподтек. Автострада устремлялась на восток, к Тусону, а мы повернули на юг, на восьмидесятое шоссе. Среди полей у Сент-Дэвида обогнали тягач и помчали дальше.

Ближе к Томбстону дорога опять пошла в гору. На подъезде к городку мы свернули в обратном направлении и, трясясь по грунтовой дороге, подобрались к южному подножию Драгун. Небо налилось кровавым багрянцем на фоне угольно-черных гор. Вершины, громоздкие и суровые, маячили на горизонте реликтами древнего мира. Я поежилась.

Мы перевалили через упавший проволочный забор и подпрыгнули на обочине сельской дороги, оставляя в стороне потемневший от времени сарай, загон, огороженный плетнем из мескита, ржавые комбайны с прицепами, старые грузовики и коновязь. Проехав под ветвями нескольких тополей, я затормозила перед розовым глинобитным домом с жестяной крышей и беленым крыльцом. Казалось, строитель приделал его в последнюю очередь, из запоздалой прихоти, — где-нибудь в Айове оно было бы больше к месту. Рядом с машиной бежали собаки, облаивая нас и норовя куснуть за колесо, куры тревожно кудахтали. На крыльцо вышла пухлая темноволосая женщина, вытирая руки полотенцем, а за ней — долговязый мужчина в шляпе-ковбойке и джинсах, с кружкой горячего кофе.

Приподняв шляпу, хозяин замахнулся на собак — отстаньте, мол, — и представил нам себя и жену. Так мы познакомились с Мемо и Нолой Хименес.

Миссис Хименес посмотрела на нас с тревогой.

— Библия не продается, — произнесла она с интонацией, свойственной скорее испанской речи.

Мистер Хименес кивнул:

— По наследству досталась, от Нолиной прабабки.

Я шагнула вперед.

— Мы только посмотрим.

Фермер, прищурившись, посмотрел на темные горы. Его седины примялись по кругу — под ободком шляпы, которую он носил большую часть жизни.

— Сто лет никому дела не было до мистера Гренуилла. А теперь — двух недель не прошло — уже третий человек про него спрашивает. Справедливости ради, неплохо бы рассказать почему.

— Он кое-что нашел.

— Золотую жилу! — прошептала миссис Хименес. — Моя прабабка всегда так говорила.

— Никакой жилы нет, — оборвал ее мистер Хименес, переводя взгляд на меня. — Уж точно не здесь. Золото есть, но так мало, что и возиться не стоит. Пара фирм наслушалась старых россказней и попыталась его добыть. Только деньги они нажили не на золоте, а на менее броских металлах.

У меня замерло сердце. Когда дело доходит до золотодобычи, люди не брезгуют ничем: взрывают, роют шахты, делают котлованы в земле. «Пожалуйста, — молилась я сама не зная кому, — только бы ее не тронули». Вслух же сказала:

— Нет, не жилу, хотя он и мог создать такое впечатление.

Я вытащила брошь на цепочке и открыла на портрете-

миниатюре, вкратце рассказывая историю отца Уильяма Шелтона: как его послали проповедовать в Новой Испании, как он вышел с отрядом солдат и сгинул где-то посреди дикой пустоши юго-западнее Санта-Фе.

Мистер Хименес потер подбородок.

— Санта-Фе далеко отсюда, даже если скакать верхом. А триста лет назад был еще дальше, если учесть, что большую часть этой земли тогда еще не разведали, а местные индейцы ненавидели испанцев лютой ненавистью.

— Джем Гренуилл нашел остатки той, испанской экспедиции, — сказала я. — И застолбил участок.

Миссис Хименес оглянулась на мужа и сказала мне:

— Четыре его заявки остались у нас на ранчо. Моя прабабка держала бор… — Она покраснела, вертя в руках полотенце. — Трактир в Томбстоне. Мистер Гренуилл был у нее в постояльцах. Старатель, но не такой, как прочие. Из Англии. Это всегда так благоговейно произносилось, будто он сиял. Я даже представляла его себе с нимбом, когда была маленькой. А потом поняла, что моя прабабушка-француженка нашла в нем родственную душу. Еще один европеец, да притом образованный, застрял в этой дикой глуши. — Она разгладила полотенце. — Бабушка всегда говорила, что ее англичанин нашел золотую жилу. Как-то раз ушел в холмы — вот эти самые — и не вернулся. Давно это было, еще в войну с апачами. Люди тогда пропадали, случалось. Когда он исчез, его вещи достались моей прабабушке по наследству. В основном книги и несколько заявок с участками. Потом, когда индейцы ушли, она вышла замуж и поселилась здесь, на ранчо. Так у нас и появилась эта Библия.