Шикша

Я легко сбежала с холма, затем буквально взлетела вверх, продираясь сквозь кусты багульника и карликовой берёзки. Затем, мощным усилием выпутавшись из цепких веток, вылезла из кустов.

И ахнула.

На земле, скрючившись, спиной ко мне лежал человек.

— Митька! — закричала я.

Сзади послышался треск ломаемых сучьев.

— Зоя отойди! — закричал издалека Митька, стремительно приближаясь.

Но я не отошла. Я уже узнала, что это:

— Нина! Нина Васильевна! — ахнула я и подлетела к ней, упав рядом на колени и заглядывая ей в лицо.

На неё было страшно смотреть: лицо мертвенно-бледное, заострившееся. Губы искусаны до крови, синюшного цвета. Она лежала, свернувшись калачиком, в позе эмбриона, прижав колени почти к подбородку. Глаза её были закрыты. Губы дрожали и с груди вырывалось хриплое дыхание пополам со стонами.

— Нина Васильевна! — испуганно пролепетала я и легонечко дотронулась до её плеча.

— Зоя, отойди, я сказал! — к нам бежал Митька.

— Это Нина Васильевна! — крикнула ему я.

Нина Васильевна застонала и открыла мутные глаза с полопавшимися капиллярами.

Подбежал Митька и тоже упал рядом на колени:

— Нина! — сказал он, — Ты меня слышишь, Нина? Кивни.

Она посмотрела на него более осмысленно и попыталась что-то сказать. На губах запузырилась кровавая пена.

— Она ранена? — испуганно прошептала я.

И тут Нину Васильевну аж выгнуло от боли. Она хрипло закричала, и мы увидели, что она зажимает живот, который аж намок от крови.

— Тише, тише. Я сейчас, — шептал Митька, стянув с себя рубаху и пытаясь закрыть хлещущую фонтаном кровь.

— Ы… ут…ы… — прохрипела Нина Васильевна, взглянув на нас осмысленным взглядом, изо рта у нее хлынула кровь, — ут… ы….

— Что? — нагнулся к ней Митька.

— У-у-ы… — сказала Нина Васильевна и её взгляд остекленел.

Глава 22

— Она мертва, — с тяжелым вздохом сказал Митька и посмотрел на меня обалдевшим взглядом.

Я зажала руками рот, чтобы не заорать от ужаса.

— Вот только не ори, — моментально разгадал Митька моё состояние, — помоги лучше мне положить её прямо.

Осторожно мы с ним перевернули Нину Васильевну (в смысле её труп), пока тело окончательно не закоченело. Митька отвёл её руки от живота и задрал пропитанный кровью, которая уже начала сворачиваться, подол куртки.

— Смотри, — тихо сказал он.

Я глянула — всё было в крови.

— Кровь, — сказала я и с недоумением посмотрела на него.

— Да нет же! Вот пулевые ранения, смотри, — поправил меня Митька, — кто-то ей в живот по крайней мере раза три выстрелил. Она истекла кровью.

Я всхлипнула, ужасная смерть.

— Надо её как-то перетащить к балку, — сказал Митька, — там ледник, мужики для хранения продуктов в прошлый раз выкопали. Положим её туда. Только вот как нам её тащить?

— Мить, — сказала я, — но этого же нельзя делать…

— Что нельзя? — удивлённо посмотрел на меня Митька.

— Труп нельзя переворачивать и трогать до прибытия милиции, — уверенно сказала я, — ты и так его перевернул и руки раскрыл ей. Это же улики. Они могут расценивать это, как сокрытие важных улик!

— Зоя! — тяжко вздохнул Митька и с жалостью взглянул на меня, — тебе таки сильно по голове прилетело, я смотрю. Ну какие улики могут быть среди тайги? Сама подумай, если мы её сейчас не заберём, то её или зверьё сожрет, или эти бандиты вернутся и труп спрячут.

Я кивнула. В его словах была определённая логика.

— Если ты прям вся такая правильная, — ехидно сказал Митька, — возьми и зарисуй положение трупа на местности. Типа картосхему сделай. Я видел, ты листы из блокнота прихватила, вот и пригодилось.

Я покраснела, поморщилась, показала Митьке язык, вытащила листочки и принялась старательно зарисовывать.

Тем временем Митька, осмотрев окрестности, спустился к берёзкам и принялся вырубать палки для волокуш.

Я рисовала картосхему и решила набросать портрет Нины Васильевны. Лицо её, сморщенное в последние минуты жизни от боли, сейчас разгладилось. И хоть его уже затянула желтоватая восковая бледность, но черты стали спокойные, умиротворённые, даже в чём-то приятные (если данное выражение уместно по отношению к трупу). Я-то привыкла всё время видеть её ехидно поджатые губы и злой взгляд, а сейчас, когда этого не было, её лицо можно было даже назвать красивым.

Вот как наше отношение к жизни искажает наше лицо!

Я продолжала старательно зарисовывать, досадуя на Митьку, что он выложил в лагере фотоаппарат из рюкзака. Вот бы он сейчас пригодился бы. Когда я дошла до рук и внимательно посмотрела — левая была сжата в кулак.

Оглянувшись, где Митька (он как раз стоял спиной ко мне и обтёсывал стволик берёзки, я нагнулась и с трудом разжала пальцы Нины Васильевны. Получилось только два пальца, но и этого было достаточно — в руке она сжимала небольшой изумруд!

Возможно, именно это послужило причиной её смерти.

Тихонечко, чтобы Митька не увидал, я сунула камешек в карман куртки, бросила взгляд на Митьку, не видит ли он, и продолжила тщательно рисовать.

Прошло примерно ещё полчаса, солнце взошло и стало припекать, над трупом Нины Васильевны начали собираться мухи, а Митька всё ещё возился с волокушами. Наконец, он соорудил что-то жуткое и влез на пригорок: