Шильонский узник

Но есть ли меж великих века,
На ком покоить можно взгляд,
Кто высит имя человека,
Пред кем клеветники молчат?
Да, есть! Он – первый, он – единый!
И зависть чтит твои седины,
Американский Цинциннат!
Позор для племени земного,
Что Вашингтона нет другого!

Перевод В. Брюсова

Романс

Заветное имя сказать, начертать
Хочу – и не смею молве нашептать.
Слеза жжет ланиту – и выдаст одна,
Что в сердце немая таит глубина.

Так скоро для страсти, для мира сердец

Раскаяньем поздно положен конец
Блаженству – иль пыткам?.. Не нам их
заклясть:
Мы рвем их оковы – нас сводит их власть.

Пей мед; преступленья оставь мне полынь!

Мой идол, прости меня! Хочешь – покинь!
Но сердце любви не унизит вовек:
Твой раб я, – не сломит меня человек.

И в горькой кручине пребуду я тверд:

Смирен пред тобой и с надменными горд.
Забвенье с тобой – иль у ног все миры?..
Мгновенье с тобой все вместило дары!

И вздох твой единый дарит и мертвит;

И вздох твой единый дарит и живит.
Бездушными буду за душу судим:
Не им твои губы ответят, – моим!

4 мая 1814

Перевод Вяч. Иванова

Из цикла «Еврейские мелодии»

Газель

Газель, свободна и легка,
Бежит в горах родного края,
Из вод любого родника
В дубравах жажду утоляя.
Газели быстр и светел взгляд,
Не знает бег ее преград.

Но стан Сиона дочерей,

Что в тех горах когда-то пели,
Еще воздушней и стройней;
Быстрей глаза их глаз газели.
Их нет! Все так же кедр шумит,
А их напев уж не звучит!

И вы, краса родных полей,—

В их почву вросшие корнями,
О пальмы, – участью своей
Гордиться можно вам пред нами!
Вас на чужбину перенесть
Нельзя: вы там не стали б цвесть.

Подобны блеклым мы листам,

Далеко бурей унесенным…
И где отцы почили, – там
Не опочить нам, утомленным…
Разрушен храм; Солима трон
Врагом поруган, сокрушен!

Перевод А. Плещеева

Душа моя мрачна

Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
Вот арфа золотая:
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
Пробудят в струнах звуки рая.
И если не навек надежды рок унес,
Они в груди моей проснутся,
И если есть в очах застывших капля слез —
Они растают и прольются.

Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,

Мне тягостны веселья звуки!
Я говорю тебе: я слез хочу, певец,
Иль разорвется грудь от муки.
Страданьями была упитана она,
Томилась долго и безмолвно;
И грозный час настал – теперь она полна,
Как кубок смерти, яда полный.

Перевод М. Лермонтова

Ты кончил жизни путь