Шёпот стрекоз (сборник)

– Да-да! Действовала по всем правилам конспирации. Соблюдала расстояние. Боялась, что ты обнаружишь мою слежку. И напрасно боялась, как поняла потом. Ты меня не заметил бы даже на расстоянии двух шагов. Ты всегда был вещью в себе.

– Что было, то прошло.

– То есть, теперь ты другой?

Профессор смутился.

– Ой, Гелька, покраснел! А я тебя по-прежнему люблю.

– Уж не хочешь ли ты сказать…

– Хочу. А почему бы и нет? Я теперь незамужняя вдова. Ты тоже свободен. Я за тобой буду ухаживать, как за величайшей драгоценностью в образе человека…

– Давно умер?

– Намёк поняла. Десять лет назад. Рак. Сгорел за полгода.

– Неистребимая болезнь.

– Ладно, проходи. А то у нас надвигается похоронное настроение. Не потерплю. Живым следует радоваться.

– Чему?

– Тому, что живы.

– Пока живы. И пока здоровы. Я потому и занялся когда-то проблемой регенерации. Лечение бессмысленно. Надо думать о недопущении болезней. Или об альтернативном выходе из подобных ситуаций.

– Но тебе не дали этого сделать. Так?

– Почти. Меня просто так не сломаешь. Кое до чего докопался.

– Неужели?

– Правда, есть некоторые проблемы…

– Обо всём обязательно расскажешь. Только после того, как накормлю.

– Не возражаю. Сегодня я как раз голоден.

После сытного и хмельного обеда профессор категорически расслабился сомлел и поведал однокласснице о своих научных похождениях по всех подробностях и в завершение посетовал на необдуманный и непростительный поступок Ивана Сабурова.

– А в чём дело?

– Видишь ли, Марина, моя методика требует серьёзной доработки. Я надеялся, что он мне поможет. Доложит о моих первых опытах. Дело сдвинулось с мёртвой точки. Я нащупал главное. Но для окончательной доработки нужен коллективный разум. И тогда… чем чёрт не шутит, вполне возможно, мы сможем управлять биологическим временем человека. Это ли не цель? И тогда безвозвратно уйдут в прошлое всякого рода омолаживания с хирургическим вмешательством в человеческое тело, которое в результате уродует человека или провоцирует оживление в организме раковых клеток. А он взял у меня документацию и исчез. Смылся!

– Да ты что!

– А в Америке представил мое изобретение, как своё, и к тому же, как завершённое.

– Вот негодяй! А такой всегда любезный был. Руку целовал, слова говорил.

– Обычная светская рутина. Равнодушие обряженное в одежды вежливости. Так вот… Многое находится в экспериментальной стадии. Я ищу. Последнюю ошибку выявил. Я на подступе к величайшему перевороту в науке!

– Даже не верится… А ты мог бы превратить нас в молодых? – Марина Александровна провокационно сощурилась.

– Нас в молодых? То есть…

– Ты бы хотел вернуться в прошлое? Только честно!

– Хорошая мысль. Но уж слишком ностальгическая.

– Все мы ностальгируем по молодости, когда всё было впереди и не было ничего невозможного. Правда, для меня было одно невозможное… твоя любовь ко мне. А так бы хотелось исправить это…

– Надо подумать, – произнёс профессор, видимо, в ответ своим мыслям.

– Правда? Ты тоже так думаешь? И мы бы всё начали заново.

– Очень соблазнительно…

– Ты бы мне ответил взаимностью, мы бы поженились… и у нас были бы дети… – у Марины Александровны повлажнели глаза.

– А у тебя разве…

– Нет, Геля. Гриша оказался бесплодным.

– Ты, помнится, говорила по телефону, что бегала за подарком внучке…

– Дашенька – неоценимое сокровище, но она внучка моей сестры, Галины. Ну, и мне тоже, как внучка. Одно время я приглядывала за ней. Вот и привыкли друг к другу. Ну, так что, сможешь вернуть наше прошлое? Я – за.

– Эх, Марина… Я и так наломал дров…

– Да шучу я, Геля. Не обращай внимания. Ничего. Всё образуется. Я почему-то верю, у тебя получится. Главное, ты нашёл живой источник регенерации. А уж скорректировать…

– Нет-нет, дело не в этом. Я не учёл самого главного… Мозг индивидуален. Я подходил к нему со своими мерками, мерками моего мозга. А надо исходить из каждого в отдельности, изнутри, понимаешь?

– Я в науке всего лишь административный работник, Геля. Но психологическую проблему понимаю и выражу по-простому, ты уж извини: каждый по-своему с ума сходит.

– Вот именно! – подхватил профессор. – Сумасбродные идеи коверкают жизнь, а насущные восполняют необходимое.

Он вскочил, подошёл к окну, взглянул на небо. Постояв у окна, вернулся к столу, сел, похлопал по карманам в поисках чего-то.

– Что случилось, Геля? Что-то потерял?

– Нет… да… А потерял я, Марина, что-то очень важное…

– Боже! Может, в лифте обронил?

– Нет, нет! В лифте такое не роняют, – улыбнулся профессор. – Я должен вернуться в дворницкую, Марина. Прости. Спасибо за обед и… вообще, как хорошо, что ты есть… Мне срочно понадобилась одна запись.

Профессор направился к выходу.

– Уже уходишь?

– Не сердись. Есть идея. Тебе это понравится. Я позвоню. Пока!

Профессор выбежал из квартиры, не дожидаясь лифта, сбежал по лестнице и, сломя голову, помчался к себе в дворницкую.

Но не успел он углубиться в свои записи, как в подвал с искажённым лицом влетел Алик, буквально свалился ему на голову.

– Ангел Серафимович! Беда!

– Что такое? – профессор поморщился, ему помешали. – Во-первых, здравствуй.

– Ой, простите! Здрасьте.