Шёпот ветра (СИ)

— Ишь какой! Вы только посмотрите, как он на родного отца смотрит! — мужчина пьяно ухмыльнулся и грозно скомандовал: — Давай сюда свою балалайку, бездарь!

— Нет! — Паша упрямо качнул головой и отступил на шаг, ощущая обжигающий холод струн под пальцами левой руки. — Это моя комната! Уходи отсюда!

— Да я тебе… — отец поперхнулся от возмущения, в глазах его на миг потемнело, и ладонь сама взметнулась для удара, но Галя успела:

— Олег, не смей! — выкрикнула она с порога и стремительно бросилась к сыну, загораживая собой. — Не смей, слышишь?! — процедила сквозь зубы, заглядывая в пьяные глаза.

— Что, и второго решила извести? — мужчина опустил кисть. — Это все твое воспитание! Делаешь из пацанов каких-то неженок! А они потом…

— Еще слово, Олег, и я ухожу, — перебила Галя, в её голосе слышалась открытая угроза и бесстрашие, но Пашка видел, как у нее дрожат руки. Мальчик отпустил гитару, оставив ту болтаться на ремне, и сжал мамины ладони в своих.

В комнате вдруг стало неуютно-тихо. От этой тишины жутко мерзли пальцы на ногах, и саднило в солнечном сплетении, будто кто-то разом затолкал в тебя с килограмм пломбира.

Пашка терпеть не мог пломбир.

Набравшись смелости и покрепче сжав теплые ладони, мальчишка высунулся из-за спины матери, пытаясь понять, что происходит. Однако ничего ничего не обычного Пашке обнаружить не удалось: родители просто безмолвно смотрели друг на друга, хотя он по-прежнему ощущал дрожь в маминых руках.

— Понял, Галь, — первым обрел голос мужчина, заставив мальчика вернуться в укрытие. — Только и ты меня пойми. Он и мой сын тоже. И я — против! — ткнул в сторону новых нотных тетрадей, разбросанных на кровати. — Он защититься должен уметь! Постоять за себя! А не на гитаре лабать и плясать. Много эта музыка нашему Вовке дала? Если бы…

— Твое «если» ничего не изменит, Олег, — опять перебила его жена. При Паше она избегала разговоров о Вовиной смерти — очередной совет психолога. — И думай лучше о бизнесе. Скоро все к чертям прогорит, а нам еще сына растить! — зло добавила Галя. Её по прежнему грызла совесть за убитые часы на работе, которые она могла бы подарить Вовке. Теперь, с депрессией мужа, и его участившимися запоями, совесть не просто грызла — она ежедневно оставляла ожоги на душе беспрерывным «зря», которое жгло в груди, стоило только взглянуть на их нынешнюю жизнь.

— Бизнес, — презрительно выплюнул мужчина. — Тебя только бабки и волнуют! У меня горе…

— У меня тоже горе, Олег! У нас горе! — её голос в конце чуть дрогнул, выдавая слабость. — Но как ты сказал, Паша и твой сын, так что вместо того, чтобы со своими дружками водку глушить, лучше подумай о его будущем. Какой ты ему пример подаешь, Олег?! Чего он научится, глядя на все это?!

Слова жены ощутимо саданули, заставив виновато уставиться в пол. Пример… Последнее, о чем думал Олег, так это о семье. Да и какое ему может быть дело до близких, если все его мысли занимал Вовка? Стоило мужчине закрыть глаза, как он снова переносился в тот день, что позже стал его личным адом. И он сгорал в нем, вновь и вновь, тщетно пытаясь затушить пожар алкоголем.

— Иди на кухню, — примирительно выдохнула Галя, увидев смятение на лице мужа. — Я обед накрою.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Спасибо, — поблагодарил тот, сам не зная за что. Он уже собирался уйти, как взгляд внезапно ухватился за Пашкины руки, которые с отчаянием цеплялись за кисти матери.

Подбадривающий жест был принят за трусоватость, что злила похлеще неумелой игры на гитаре.

Нет, повторять свои ошибки он больше не станет.

Да и второй ад вряд ли удастся пережить…

— Но вместо музыки он пойдет на борьбу! — тоном, не терпящим возражений, заявил мужчина. Он хотел, чтобы сын мог защитить себя. Научился выживать в этом хищном мире. — Хватит делать из пацана бабу. Из друзей вон только одна сопливая девчонка.

— Олег! — возмущенный Галин окрик достался спине мужа, который ушел, оставив последнее слово за собой. — Ты в порядке? — женщина обернулась, с тревогой заглядывая в лицо сыну.

— Катя не сопливая! — буркнул Пашка, не понимая, какое отцу дело до его друзей. Ему, может быть, тоже папины друзья не нравятся, но он-то молчит!

— Ну, конечно нет, котенок, — Галя облегченно улыбнулась, втайне обрадовавшись, что девочка — единственное, на чем заострил внимание сын. — Будешь есть? — она привычно пригладила его волосы. — Я в комнату принесу, если не хочешь с папой…

— Не хочу, — Паша отклонился от материной ладони, отступая на шаг. Под пальцами вновь чувствовался холод струн.

— Ладно, я пойду…нам с папой нужно кое-что обсудить.

— Мам, — позвал сын, когда Галя достигла дверного проема, — не бойся его, — от взгляда серых глаз по телу прошелся озноб.

— Не буду, — пообещала она. — Паш…а ты, не боишься? — неловко спросила женщина и тут же пожалела — её пугал возможный ответ ребенка.

— Иногда, — односложно отозвался тот. Мальчик уже сидел на кровати, полностью сосредоточившись на инструменте в своих руках. — Вы же не заберете её у меня? — Пашка указал на гитару.