Шипучка для Сухого

— Дело в том, что наш банк с недавних пор является вашим филиалом, и для меня большая честь познакомиться с вами лично… — начинает заваливать меня бессмысленной болтовней ее приятель, а я, даже не пытаясь понять, что он несет, опять перевожу взгляд на Шипучку.

Она все еще смотрит на своего приятеля, а потому я ловлю мимолетный секундный кайф, просто любуясь.

Красивая. До чего красивая, сил ведь нет никаких. Смотреть больно. Самая красивая баба из всех, кого встречал. И самая манящая. Я, уже взрослый мужик, смотрю на нее и сатанею, как мальчишка. Как тогда, двадцать лет назад, когда впервые увидел хрупкую девчонку в форме скорой помощи. Ну вот как такое понять? Никак. Я и не понимаю. За столько лет привык.

Давай, Олька, пойдем.

Пойдем уже.

— Игорь, я думаю, у герра Троскена ограничено время. И ему пора. Насколько я знаю, его ждет невеста.

Ледяной тон. Ледяные слова. Невеста? Какая, нахрен, невеста?

О чем ты, Шипучка?

Я прилетел сегодня днем, оставил все на Ремнева, хорошо, что тот как раз приехал из командировки.

Сразу сорвался я, как только узнал, что моя своевольная Шипучка свалила из клиники.

Весть о том, что Олька ушла, застала меня на каком-то тупом благотворительном вечере, куда буквально потребовал прийти пиар-директор. Ремнев обычно отдувается в этих ситуациях, но тут он на Дальнем, и лететь долго, а сам пиар-директор с ветрянкой, сука, слег.

В сорок лет. Взрослый мужик.

Я свалил оттуда сразу же, как только закончилась официальная часть. Правда, пришлось сделать несколько фото, хер знает, с кем. Какие-то бабы, какие-то бизнесмены, типа крутые, типа столичные. Я для них — иностранный хер. Богатый. Который ни черта не понимает в русских реалиях, и которого можно нехило тряхануть на бабки.

Было даже смешно. Ровно до того момента, пока не позвонил Игнат.

Шипучка в своем репертуаре, конечно.

Но в любом случае требовалось проконтролировать. Хорошо, что Васю оставил в Питере, приглядывать. Немного спокойствия все же.

Тем не менее, непонятного Игорька Вася проморгал.

И вот теперь сраный мажор утешает мою Шипучку, держит ее за руку. Болтает. Я держусь. Хваленая арийская выдержка, да.

Отчего-то вспомнилось, как журналиста, первым задавшего вопрос об арийских предках, я чуть не выкинул за пределы комнаты. Ну, здесь память крови сыграла, наверно. Дед, все же, насколько я помню из разговора бабки, полным кавалером был. И очень крутым мужиком. Русским. Советским. А слово «ариец» мы воспринимали, как ругательство. Оскорбление. И били за него. И пока у деда с бабкой жил, и потом, в детдоме.

До чего смешно все повернулось. Теперь я — «ариец». Сука. Плевать. После стольких лет стало плевать.

Даже хорошо. Никто не помнит Сухого. Все знают Троскена. Другая жизнь у тебя, Олежа. Хорошая.

Сытая. Веселая.

Чего ж так херово-то?

— Да, поздравляю вас с помолвкой, лично с госпожой Верховец не знаком, но наслышан…

Мажор болтает. Вася за спиной терпеливо ждет, когда его можно будет заткнуть. Он тоже у меня застоялся, я знаю. И теперь наверняка рад любому кипишу. Даже такому смешному и легкому.

Но я не могу позволить выкинуть Шипучкиного ухажора на глазах у Шипучки. Когда-то мог. И даже сделал.

Но не теперь. Тогда, кстати, тоже херово вышло.

И невеста. Верховец какая-то… Чего несет?

— Какая невеста, Ольк? Ты чего? Поехали, поговорим.

— Не о чем. Если ты не заметил, у меня свидание здесь. А тебе реально к невесте пора.

Ну все. Тут, пожалуй, хватит.

Я встаю, подхватываю Шипучку за локти, поднимаю разом. Рывком, на секунду прижимаю к себе.

Она только охает. Не готова была к такой моей реакции. Может, ждала, что оправдываться буду за непонятную невесту? Но это уж хер там. Я вообще не в курсе, о чем она говорит, а потому будем прояснять по ходу дела. И наедине.

Шипучка бледнеет резко, и только тут до меня, дурака, доходит, что она не долечилась.

А я ее слишком резко дернул.

— Олька!

Мажор что-то кудахчет, но мне плевать. Я просто подхватываю Шипучку на руки и несу прочь из заведения к машине.

Укладываю на заднее сиденье, забираюсь следом. Командую водителю в клинику к Игнату.

Вася впрыгивает уже на ходу.

— Олька! — я не могу перестать тормошить ее, трогать, хотя она в сознании и нормально дышит.

Но страх в груди такой, что дышать невозможно. Колотит всего и больно тянет. Так вот и инфаркт схвачу, с Шипучкой своей сумасшедшей! Сука, не тридцать лет мне уже! Иногда возраст очень даже чувствуется. Вот как сейчас.

— Все нормально.

Она пытается оттолкнуть мои руки и сесть, но я не пускаю. Так и держу ее, прижав к себе, возвращая в положение полулежа.

— Нормально все, Олег! Отпусти меня!

Она слишком слаба, чтоб сопротивляться, и я этим бессовестно пользуюсь. Как и всегда.

— Лежи. Игнат проверит. И вообще, тебе еще неделю там лежать надо.

— Нет уж!

Она дергается еще пару раз, пока не понимает, что это бессмысленно, и укладывается на мою грудь, бессильно вздохнув.

Какое-то время мы едем в молчании.

А потом она все же начинает говорить:

— Олег, зачем ты опять, а? У тебя все налаживается, я смотрю, невеста красивая. Зачем приехал?