Шипы и розы

Правда, я мог бы выучиться и один, без учителя, только это было бы рискованно: я от природы неуклюж. Самоучка редко знает что-нибудь как следует и обычно в десять раз меньше, чем узнал бы с учителем; кроме того, он любит хвастаться и вводит в соблазн других легкомысленных людей. Некоторые воображают, будто несчастные случаи в нашей жизни, так называемый «жизненный опыт», приносят нам какую-то пользу. Желал бы я знать, какую. Я некогда не видел, чтобы такие случаи повторялись дважды. Они всегда подстерегают нас там, где не ждешь, и застают врасплох.

Но мы отвлеклись в сторону. Как бы то ни было, возьмите себе учителя: это сбережет массу времени и свинцовой примочки.

Перед тем как окончательно распроститься со мной, мой инструктор осведомился, достаточно ли я силен физически, и я имел удовольствие сообщить ему, что вовсе не силен. Он сказал, что из-за этого недостатка мне первое время довольно трудно будет подниматься в гору на велосипеде, но что это скоро пройдет. Между его мускулатурой и моей разница была довольно заметная. Он хотел посмотреть, какие у меня мускулы. Я ему показал свой бицепс — лучшее, что у меня по этой части имеется. Он чуть не расхохотался. Он сказал:

— Бицепс у вас дряблый, мягкий, податливый и круглый, скользит из-под пальцев, в темноте его можно принять за устрицу в мешке. — Должно быть, лицо у меня вытянулось, потому что он прибавил ободряюще:

— Это не беда, огорчаться тут нечего: немного погодя вы не отличите ваш бицепс от окаменевшей почки. Только не бросайте практики, ездите каждый день, и все будет в порядке.

Потом он со мной распростился, и я отправился один искать приключений. Собственно, искать их не приходится, это так только говорится, — они сами вас находят.

Я выбрал безлюдный, по-воскресному тихий переулок шириной ярдов в тридцать. Я видел, что тут, пожалуй, будет тесновато, но подумал, что если смотреть в оба и использовать пространство наилучшим образом, то как-нибудь можно будет проехать.

Конечно, садиться на велосипед в одиночестве оказалось не так-то легко: не хватало моральной поддержки, не хватало сочувственных замечаний инструктора: «Хорошо, вот теперь правильно. Валяйте смелей, вперед!». Впрочем, поддержка у меня все-таки нашлась. Это был мальчик, который сидел на заборе, грызя большой кусок кленового сахара.

Он живо интересовался мной и все время подавал мне советы. Когда я свалился в первый раз, он сказал, что на моем месте он непременно подложил бы себе подушки спереди и сзади, — вот что он сделал бы. Во второй раз он посоветовал мне поучиться сначала на трехколесном велосипеде. В третий раз он сказал, что мне, пожалуй, не усидеть и в телеге, В четвертый раз я кое-как удержался на седле и поехал вперед, неуклюже виляя, пошатываясь из стороны в сторону и занимая почти всю улицу. Глядя на мои неуверенные и медленные движения, мальчишка преисполнился презрением и завопил:

— Вот так поскакал — ого-го-го!

Потом он слез с забора и побрел по тротуару, наблюдая за мной и порою отпуская неодобрительные замечания. Скоро он соскочил с тротуара и пошел следом за мной. Мимо проходила девочка, держа на голове стиральную доску; она засмеялась и хотела что-то сказать, но мальчик заметил наставительно:

— Оставь его в покое — он едет на похороны.

Я с давних пор знаю эту улицу, и мне всегда казалось, что она ровная, как доска, но, к удивлению моему, оказалось, что это неверно. Велосипед в руках новичка невероятно чувствителен: он показывает самые тонкие и незаметные изменения уровня; он отмечает подъем там, где неопытный глаз не заметил бы никакого подъема; он отмечает уклон везде, где вода стекает книзу. Подъем был едва заметен, а я старался изо всех сил, пыхтел, обливался потом — и все же, сколько я ни трудился, машина останавливалась чуть не каждую минуту. Тогда мальчишка кричал:

— Так, так! Отдохни, торопиться некуда. Все равно без тебя похороны не начнутся.

Камни ужасно мешали мне. Даже самые маленькие нагоняли на меня страх, когда я на них наезжал. Я наезжал на любой камень, как бы он ни был мал, едва только делал попытку его объехать, а не объезжать я не мог. Это вполне естественно. Во всех нас заложено нечто ослиное, неизвестно по какой причине.