Шипы молчания (прогонка)

Я прижалась лицом к его шее, и он начал медленно двигаться, толкая бедра внутрь меня. Его трясло, он сдерживал свое желание.

Найдя его взгляд, я произнес: « Не сдерживайся ». Я хотела от него всего. Мне нужно это.

Ему не нужно было повторять это снова. На следующем вздохе его руки были повсюду. Схватив меня за волосы, чтобы наклонить так, как он хотел, крепко целуя меня и сжимая мои бедра, чтобы толкнуть сильнее и глубже. Он укусил меня за шею и горло, не нарушая ритма, входя и выходя из меня, вбиваясь в меня. Жесткий. Мои стоны и хныканье вибрировали в моем горле.

Он не дал мне ни единого шанса передохнуть от нападения. Это было слишком много. Недостаточно. Все это было потрясающе хорошо.

Его таз прижался к моему клитору, и я кончила так, что твердые пятна полетели у меня перед глазами. Огонь внутри меня вспыхнул, распространяя ощущение покалывания по всему телу и оставляя после себя томное ощущение тепла. Он проглотил мой стон и, наказав последним толчком, задрожал надо мной, пока я держала его.

Он рухнул на меня, тепло его тела превратилось в тяжелое одеяло, и мои веки отяжелели.

Впервые за много лет я почувствовал удовлетворение. Я прижалась лицом к его шее и вдохнула его. Не было ничего, кроме нас, Скай и нашего будущего.

ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ

ДАНТЕ

Н

ix пытался не заснуть, но это было бесполезно. Она заснула, а я все еще был похоронен глубоко внутри нее, и впервые в жизни мне показалось, что я был именно там, где мне и следовало быть.

Я вылез из нее, стараясь не разбудить ее. Я пошел в ванную и вернулся с мокрым полотенцем, чтобы вытереть ее. Затем я поднял ее, стянул испорченные простыни и завернул в толстое пуховое одеяло.

Убедившись, что ей удобно, я скользнул на кровать рядом с ней и прижал ее к себе. Я знал, что сон не найдет меня, пока я не буду физически и морально истощен. Глубокий сон ускользал от меня… пять лет или около того. Это была необходимость всегда полностью осознавать свое окружение и быть готовым к действию.

Я никогда больше не позволю себя схватить и пытать. Когда я лежал рядом с женой, открытый и более уязвимый, чем я мог когда-либо помнить, ко мне вернулось ощущение из больницы — затянувшаяся мысль о том, что я потерял что-то безвозвратно важное.

Вокруг меня витал запах весеннего дождя, и я смотрела в потолок, позволяя своим мыслям блуждать в небытие.

Мое зрение начало размываться, прошлое и настоящее столкнулись, когда воспоминания сомкнулись.

Я был счастлив. Самым счастливым, каким я когда-либо был.

Такое чувство должно было быть противозаконным. Мы не говорили ни об одном из наших отцов, но я знал, что готов взять ее и сделать своей. У меня было достаточно наследства от моей биологической матери, чтобы позволить нам безбедно прожить всю оставшуюся жизнь.

Наши дни были наполнены счастьем и надеждой на будущее, но мы не обсуждали никаких подробностей. Еще нет.

Амон продолжал спрашивать, что меня удерживает. Я придумал какую-то ерунду о поисках новых виноградников. Он купил его, потому что знал, что прошлогодняя засуха серьезно замедлила производство. И я отправил Сезара домой, к его большому разочарованию. Я не хотел, чтобы кто-нибудь еще знал о Фениксе Ромеро. Пока мы не узаконим ситуацию.

Я посмотрел на часы, сидя на велосипеде и ожидая ее. Никс должна выйти в любой момент, ускользнув из своей школы-интерната недалеко от озера Тахо. Мы согласовали ее занятия с моими деловыми встречами, и у нас был хороший распорядок дня. Вечер и вечер мы всегда оставляли открытыми друг для друга.