Шипы молчания (прогонка)

Она улыбнулась мне, и мое сердце забилось быстрее. Она глубоко вздохнула, а затем удалила все пространство между нами так, что даже вода из душа не смогла выскользнуть наружу. Я обнял ее, притянул к себе и прижал свой член к ее животу. Боже, даже это казалось невероятным.

Девушка моей мечты стояла передо мной, мокрая и обнаженная, ее грудь блестела, а глаза жаждали. Она была чертовски красивой; она понятия не имела, какую власть имела надо мной.

Я развернул нас обоих и прижал ее спиной к плитке. Я видел, как по ее нежной коже побежали мурашки, а пар из душа создал ореол вокруг ее головы.

Я схватил ее за запястья и прижал их над головой, целуя узор от ее уха до шеи, пока она прижималась ко мне. Не обращая внимания на пульсирующий член, я схватил немного мыла и намылил его в руках. Затем я провел пальцами по ее шее, вниз по ключице, к верхушкам ее груди. Она инстинктивно выгнулась ко мне, и я ухмыльнулся, когда мои руки опустились ниже, обхватив ее груди.

«От тебя захватывает дух», — прошептала она, опустив руки и проведя ими по моему туловищу, груди, бицепсам. Ей нравилось исследовать мое тело, и ее прикосновения оживляли меня.

Сцена в моей голове захлопнулась, и я вернулся в настоящее, снова в замок. В висках у меня пульсировала боль, и я беззвучно открывала и закрывала рот, умоляя свой разум вернуть меня в то место комфорта . Вместо этого, как только я собирался протянуть руку в поисках теплого тела, которое, как я знал, лежало рядом со мной, мое зрение затуманилось, и я вернулся к еще одному воспоминанию.

На смену чистой плитке пришли окровавленные стены. Мои легкие опрокинулись.

Я всегда думал, что пытки моего отца — худшее, что может предложить жизнь. Это было уже не так. Я был в аду, и на этот раз я был один. Я мог кричать до тех пор, пока мои легкие не начали болеть, но я знал, что Амон не придет мне на помощь.

Кровь залила каждый дюйм моей тюрьмы, как в гротескной сцене из фильма ужасов.

Но не это заставило меня поперхнуться. Это был запах горящей плоти. Я посмотрел вниз, чтобы оценить ущерб, и начал каталогизировать порезы и раны на своем туловище, все еще чувствительном даже несколько часов спустя. Это было частью моего распорядка дня — единственным, что привязывало меня к реальности. Кожа на моей спине протестовала от ударов плетью, которые я получил вчера, но я не мог перевернуться, мои запястья и лодыжки были связаны.

Часы превратились в дни. Дни превратились в недели.