Шипы молчания (прогонка)

Мне кажется, я влюбляюсь в тебя . Слова не покидали меня, но мой разум кричал их. Я тосковала по нему с отчаянием, которое должно было меня напугать, но не испугало.

— Медленно, — беззвучно повторил я.

Он сократил расстояние между нашими губами, запустил свою большую руку в мои волосы и наклонил мою голову для более глубокого поцелуя. Глубокий и обстоятельный, неторопливый, но напряженный. Его язык раздвинул мои губы, коснувшись моих, пока он пожирал меня. Его руки касались меня повсюду, ему так же хотелось ощутить всю меня, как мне хотелось исследовать каждый дюйм его тела.

Это был самый счастливый момент в моей жизни. Момент настоящего счастья. Я нашел человека, который хотел меня, несмотря на все мои недостатки, и он был полностью моим.

Пока его не было. Пока я не остался один.

Нажмите. Нажмите. Нажмите.

Вибрация стола пронзила мою память. Я поднял голову и увидел, что лицо Батиста покрыто пятнами, он кашляет и стучит в грудь, в то время как его другая рука неоднократно приземляется на стол.

— Что здесь, черт возьми? он задохнулся.

Рука легла на стол. Моя голова резко вскинулась, шок лишил меня дара речи, когда я обнаружил Данте, стоящего над нами.

«Это наш особый рецепт: треска с кайенским перцем», — сказал Данте с холодной улыбкой. Я заправила выбившуюся прядь волос за ухо, когда его темное присутствие поглотило меня, и этот знакомый запах просачивался в мои легкие.

Очередной приступ кашля Батиста потряс стол, привлекая мое внимание обратно к нему. Официантка протянула ему стакан вина, и Батист проглотил его, как умирающий от жажды.

«Это блюдо — мерде », — прошипел он, и я наблюдал, как он опрокинул еще один полный стакан вина, не зная, что делать.

«Извиняюсь, месье. Официантка протянула ему еще один стакан, глаза как блюдца. «Мы не знали, что у тебя аллергия на кайенский перец».

Батист замер, прищурившись на нее. «Я никогда не говорил, что у меня аллергия».

Я посмотрел на Данте и увидел, как в его глазах вспыхнуло чистое удовлетворение, а также жестокость и восторг от чего-то, что я не хотел исследовать дальше. Я был уверен, что этот безумный монстр все это подстроил.

— Бокал красного для тебя, как просили. Данте протянул мне бутылку вина. Он знал, что я предпочитаю красное белому вину, и внезапно мне захотелось выцарапать ему глаза и причинить ему боль. То, как он причинил мне боль. Я всегда знал, что жизнь трудна. Я видел это в глазах матери. В глазах Папы, когда она умерла. Жизнь давно разбила мне сердце, но Данте Леоне... он разбил его на миллион кусочков.

« Заблудись », — подписала я, злясь на себя за то, что позволила ему так легко добраться до меня.

Его глаза загорелись. — Боюсь, кому-то пора на урок.

Он протянул руку, и пока я в замешательстве смотрел на него, он начал разливать бутылку Ришбург Гран Крю 1949 года. Но вместо того, чтобы вылить его в стакан, он пролил его мне на колени.

Я вскочил, отодвинул стул, но было уже поздно. Нижняя половина моего прекрасного платья безвозвратно промокла. Гнев пронзил меня, и я поднял глаза и увидел выражение лица Данте.

— Ой, я пропустил стакан. Он осторожно поставил бутылку на стол, его костяшки пальцев побелели, когда он пристально посмотрел на Батиста. Затем он снова обратил свое внимание на меня. «В следующий раз, когда я увижу тебя с мужчиной, ты подпишешь ему смертный приговор», — подписал он на идеальном ASL, произнося это вслух для Батиста.

" Ты свихнулся ?" Я подписал, дрожа всем телом. Это был глупый вопрос. Он был, и в этом не было никаких сомнений. — Что ты вообще здесь делаешь ?

Он засунул руки в карманы и небрежно улыбнулся. «Ресторан принадлежит мне».

— Это невозможно, — пробормотал Батист, бледнея. «Это ресторан, принадлежащий французам».

Данте одарил его холодной улыбкой. "Уже нет." Его взгляд перемещался между нами двумя, в его глазах танцевала угроза. «Теперь это итальянский ресторан».

Батист кивнул, хотя его бровь сузилась. — Ты собираешься сменить имя?