Шипы молчания (прогонка)

Я стряхнула его прикосновение, как будто это была чума, а затем бросилась прочь. Секунды шли, и мой пульс начал биться еще сильнее, на спине блестела капелька пота. Я мог бы винить в этом летнюю жару в Париже, но боялся, что это больше связано с человеком, который, казалось, всегда был там.

Он догнал меня. Его большая рука взяла мою, и я закрыла глаза, медленно вздохнув. Боже, как мне нравилось, когда он держал меня за руку. «Не ходи туда», — сказала я себе и выдернула руку из его хватки.

Мне нужно было укрепить свои стены, иначе этот садист-психопат, каким бы великолепным он ни был, уничтожит меня в следующий раз. Данте был монстром, который любил играть с женщинами, а затем оставлять их в беде.

«Может быть, он садист и ему нравится насмехаться надо мной», — прошептал мой разум. Ну, да. Конечно, он был. Суть в том, что я была настолько незначительной его частью, что он предпочел бы не признавать время, проведенное вместе два года назад.

И я все еще хотела его. Насколько это было унизительно?

Он был жестоким, жестоким и, возможно, безумным. Я устала лить по нему слезы. Вся моя тоска теперь принадлежала крошечному человеческому существу, находившемуся где-то там, в этом мире. Мне нужно было найти своего ребенка. Я не могла жить, не зная, счастлив ли мой ребенок. Бабушка отказалась мне что-либо говорить. Она сказала, что это конфиденциально и ей пришлось подписать соглашение, поклявшись, что не знала.

Ну и черт с этим.

Речь больше не шла ни обо мне, ни о нем, ни о моей семье, ни о его. Речь шла о том, чтобы сделать все возможное, чтобы найти моего ребенка. Моя работа заключалась в защите моего ребенка, и я ее не выполнила.

Тень приблизилась ко мне, и я вздрогнул, совершенно забыв о Данте, который все еще следовал за мной.

"Что ты хочешь?" Я подписал, злясь на то, как у меня затрепетал живот. Он выглядел хорошо, рельефные мышцы едва скрывались под костюмом-тройкой. Он выглядел образцом утонченности, но было бы дураком, если бы вы упустили из виду грубую силу и опасность, скрывающуюся под поверхностью.

— Забыл, что я был здесь? — подписал он, недоверчиво покачивая головой, как будто это его обидело. Иисус Христос! Я даже не мог поверить в его наглое поведение. Он бросил меня, когда был беременен, и вот он здесь, безрассудно относящийся к моим эмоциям, испортивший мне вечер, поджег ресторан . И при этом он даже не осмелился затронуть тему нашей общей истории.

Я мог бы противостоять ему, но что тогда это даст? Показать мое отчаяние, мое истекающее кровью, жалкое сердце? Нет, лучше бы я не поднимал эту тему. Он того не стоил.

Я продолжил идти, его шаг синхронизировался с моим. Он вытащил сигарету — видимо, привычка, которую он приобрел за последние два года. Его щетина на челюсти производила впечатление даже с сигаретой во рту, несмотря на то, что эта привычка меня отталкивала.

«Тебе не следует курить», — поймал я себя на том, что подписываю. «Это медленная смерть».

«Меня это не волнует», — пытался убедить я себя. Фактически, избавившись от него, в этом мире стало бы на одного монстра меньше.

— Значит, тебя это волнует, — заявил он, и на его лице расплылась ленивая ухмылка.

Я бросил взгляд через плечо на пылающее пламя, которое пытались потушить пожарные, затем покачал головой.

«Не обольщайтесь».

Я продолжил идти, пока его следующий вопрос почти не заставил меня пропустить шаг. «Что у тебя со мной за проблема?»

Я не знала, то ли обижаться, то ли злиться из-за того, что он вообще спросил.

«У нас недостаточно времени, чтобы охватить все это».

"Иисус." Другой рукой он провел рукой по волосам и вдохнул еще один клубок дыма. «Я думал, что ты будешь неравнодушен ко мне, поскольку, знаешь, я спас тебя, когда ты и твоя сестра разбили вазу моей матери».

Я закатил глаза. «Как будто мой папа допустил, чтобы с нами что-нибудь случилось».

Хотя иногда я задавался вопросом. Он оставил нас на попечение бабушки. Он редко бывал рядом. Когда бы мы ни нуждались в нем, его не было рядом.

Он поднял бровь, и сигарета во рту дернулась. "Вы действительно так думаете?"

Нет, не знал, но я бы точно не признался ему в этом прямо сейчас.

Некоторое время мы продолжали идти молча. Пока мы шли, его сильные пальцы непрерывно постукивали по бедру, как будто внутри него кипело столько энергии, что он мог взорваться в любую минуту.

«Ты напоминаешь мне одуванчики». На этот раз я споткнулся и упал бы лицом вниз, если бы его пальцы не сомкнулись вокруг моего локтя, впиваясь в мою плоть, чтобы удержать меня. «Перестань быть неуклюжим», — подписал он с явным раздражением на лице.