Шипы молчания (прогонка)

Рейвен застонала, увидев, как коричневатые помои капают на пол. — Какого черта, Афина? Положи ложку обратно в миску, прежде чем Рейна увидит, какой беспорядок ты устроил.

— Пожалуйста, — попросила Исла. «Я не вынесу еще одного ее приступа уборки».

Я взял чистую кружку и налил себе чашку кофе. Я сделала большой глоток и подумала о человеке, которого хотела бы забыть.

« Пойдем ее будить », — наконец подписал я. « Поезд нас не будет ждать, а нам еще нужно ее упаковать ».

— Все остальные собрались? – спросила Исла, и мы все кивнули.

Следующие тридцать минут мы носились как идиоты, пытаясь подготовить Рейну, делая ее комнату похожей на пронесшийся по ней торнадо. Я знал, что ее убивает то, что она покидает свое пространство в таком беспорядке.

Когда мы вернулись на кухню, я допил кофе, а Рейна приготовила себе чашку.

"Что тебя беспокоит?" — спросила Рейна.

Мы оба всегда были близки. Мы вместе занимались йогой, смотрели фильмы и ходили по магазинам, хотя я не был большим поклонником последнего. К сожалению, Рейна была. Она могла часами покупать ткани, нитки и одежду возле Елисейских полей. Меня же вполне устраивала повседневная одежда.

Фактически, каждое платье, которое у меня было, было любезно предоставлено моей сестрой. Она настаивала на женственных нарядах.

То, что мы всегда были так близки, очень много значило, но временами это могло раздражать. Особенно когда я пытался что-то скрыть от нее.

Я небрежно махнул рукой. " Ничего. Просто думаю о концерте ».

Или некий темноволосый мужчина, который предал меня два года назад, оставив меня одну разбираться с бабушкой и рождением нашего ребенка.

Девочки продолжали говорить и жестикулировать одновременно, но я уже не обращал внимания. Мои воспоминания вернулись в тот день, когда я узнала, что беременна.

Я скрутила пальцы, чувствуя, как нарастает тошнота. Я не могла понять, была ли это беременность или тот факт, что мне пришлось рассказать об этом бабушке.

Она прогуливалась по саду в своем струящемся белом платье и выглядела как минимум на двадцать лет моложе своих семидесяти двух лет.

Когда я появился здесь без предупреждения, я не ожидал, что к ней придет джентльмен. Герцог Глазго. Судя по всему, они были очарованы друг другом, и бабушка хорошо сыграла роль хрупкой английской розы.

Было бы смешно смотреть, если бы я не был так расстроен.

Герцог, как истинный джентльмен, задержался в пяти шагах позади нас, пока мы гуляли по саду ее дома в Малибу. Я продолжал делать тонкие намеки, что мне нужно поговорить с ней наедине, но она все их пропускала.

«Сестры — это разные цветы из одного сада». Она продолжала болтать о чертовых цветах. Как будто мне было плевать, что прозвище Данте для меня было самым подходящим. Я был сорняком, сильным и выносливым. Он видел во мне такую, какая я есть, в то время как моя семья настаивала на том, что мне нужна защита. «Ты и твоя сестра будете самыми яркими цветами, которые когда-либо видел этот мир. Мне не терпится увидеть, как вы расцветете».

Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не закатить глаза.

Мне просто нужно было, чтобы она меня выслушала и поддержала. Завтра придет Данте, и я расскажу ему о ребенке. Мне просто нужно было ее заверение, чтобы получить дозу сил, прежде чем я сообщу новости о своем первом парне. Мне просто нужно было знать, что моя бабушка будет рядом со мной и моим ребенком.