Шипы похоти (ЛП)

На ней было черное платье от Gucci в белый горошек, платье подчеркивало ее формы. Оно шло ей как нельзя лучше, но мне пришлось серьезно освежить ее гардероб другими цветами. Блять, что угодно, только не черное. Это должно было уйти.

Я направился к ней, не удостоив никого взглядом, и мой взгляд остановился на ее ангельских чертах. Она могла показаться мягкой и невинной, но Татьяна Николаева была силой, с которой нужно было считаться.

Королева сама по себе. Защитный. Яростный. Лояльный.

Это было то, чего мы все жаждали, но не многие нашли.

— Илиас… — пробормотала она.

— Кажется, я сказал ждать меня у меня дома. Мой тон был низким и твердым. Возможно, немного слишком резко.

— Татьяна… — начал Ян, вставив свое тело между ней и мной в качестве щита.

Татьяна раздраженно вздохнула. — Ян, отойди, или клянусь, я надеру тебе задницу.

Когда он отказался двигаться, она положила ему обе руки на спину и оттолкнула его с нашего пути.

— Если только ты не хочешь смерти бедного Яна, — опасно тихо предупредила я, сердито сверкая глазами на Яна. — Я предлагаю тебе убрать руки с его тела.

Татьяна тут же подняла их в воздух.

«Не трогаю. Смотри, не трогай. Она покачала головой. — Ты псих, ты это знаешь.

"Может быть."

— Вы оба психически больные, — пробормотал Ян. «В этот момент я рано или поздно потеряю работу».

— Нет, это не так, — твердо сказала Татьяна, а затем встретилась со мной взглядом. «Я знаю, что это странно, учитывая обстоятельства смерти твоего брата». Она откашлялась, ее глаза метнулись позади меня туда, где лежала надгробная плита Максима. И Адриан тоже. — Я подумал, что смогу подвезти тебя домой.

Я поднял бровь, но молчал и ждал. Смотрю. Ее нежная шея двигалась, когда она глотала, но ее взгляд ни разу не оторвался от меня. Оно обожгло меня, голубое пламя поглаживало что-то внутри меня.

Что-то иностранное. Что-то дикое. Что-то, что только она могла приручить.

ТРИДЦАТЬ СЕМЬ

ТАТЬЯНА

М

Ваши братья бы взорвали прокладку, если бы узнали, что я здесь.

Они объявили Пахану войну, и вот я стою перед ним в день похорон его брата, утешая его. Но я знал острую боль утраты. Я хотел предложить ему утешение.

Саша нашел свою вторую половинку. Он был счастлив; Я видела это в его глазах. Раньше у меня было такое же выражение в глазах. Уже нет. Теперь все, что я видел, было пустотой. Завидовать. Я ненавидел это. Я ненавидел это одиночество, которое сжимало мою грудь, заставляя перехватывать дыхание. Но рядом с Илиасом я не чувствовала никаких этих отвратительных чувств. Я почувствовала надежду и что-то теплое, как уют детского одеяла.

Поэтому я следовал этому чувству. Казалось, это всегда приводило меня к Илиасу. Я не хотел умирать один, в окружении кошек. Я был обязан увидеть, чем закончится эта история с ним. Даже если это было временно. Если бы я не открылся, я бы остался один.

Мужчины, которые явно были частью преступного мира, бродили по многовековому кладбищу и напряженно наблюдали за нами. Мой взгляд скользнул по ним. Все они были очень хорошо одеты, как модели в журнале. Но все их глаза говорили о тьме, которую проявляли только представители преступного мира.

Мои глаза бродили по ним, пока не остановились на надгробии.

Сын.

Брат.

Пусть ты обретешь покой среди роз и шипов.

Надгробие Максима было рядом с надгробием Адриана. Дрожь пробежала по моей спине, когда мой взгляд остановился на месте упокоения моего покойного мужа. Пустая могила , подумал я про себя, задаваясь вопросом, нашел ли покой его прах, где бы он ни находился.

— Шипы и клятвы, — прошептал я.

Мой голос надломился. Эмоции пронзили меня, разрывая мою душу. Мои глаза горели от слез, которых у меня больше не было. Я думал, что мне лучше, но достаточно было взглянуть на склеп Адриана, и я сделал два шага назад в процессе исцеления. По моему телу пробежала мелкая дрожь, а в легких стало меньше кислорода. Иллиас взял мою руку в свою и сжал мои пальцы.

"Ты хочешь уйти?" — спросил он, его слова были подобны теплой ласке летнего ветерка, касающейся разгоряченной кожи. «Я хочу, чтобы с тобой все было в порядке».

Я пришел утешить Илиаса в его утрате, а он утешал меня. Это показывало, каким человеком он был. Верно?

Облегчив глубокий вдох через узкие дыхательные пути в легкие, я заставила себя улыбнуться.

— Со мной все в порядке, — заверил я его. Я не мог улыбнуться, но что-то в моих глазах, должно быть, убедило его, потому что он молча кивнул и повернулся, чтобы посмотреть на следующего человека, который подошел, чтобы выразить ему соболезнования.

Самообладание Илиаса было твердым, и я завидовал ему. Один и тот же набор слов: «Мои соболезнования» повторялся снова и снова, пока я стоял рядом с ним, и постепенно мое самообладание тоже пришло. На меня бросили несколько любопытных взглядов, но Иллиас отказался их принимать.

До него .