Я вскочил, хотел разглядеть человечка, но он исчез. Тогда выбрался я потихоньку из дома, пробрался в загон для скота и снял с джейрана веревку. Почесал ему на прощание за ухом, прижался к нему и услышал, как гулко бьется его сердце.
Помню, как убегал он в степь. Занималась заря, легкая пыль взлетала из-под быстрых ног джейрана. Горько мне было и радостно.
Вот что услышал я о Шырдаке от Мейлис-ага. Помещая его рассказ в своей книге, я, признаться, надеюсь, что откликнутся и другие читатели, которые видели Шырдака, а может быть, и дружили с ним.
НОВЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ ЯРТЫГУЛАКА
Было ли не было ли, но сказывают, шел один старик путем-дорогой.
Долгая, видно, выдалась ему дорога, устал он, и горько ему было, что нет у него детей. Вот он и воскликнул в сердцах:
Только произнес эти слова, слышит — кто-то кричит:
— А вот и я!
Старик туда-сюда — никого.
Стоит у дороги верблюд, колючку жует, но верблюды человеческим голосом не говорят!
Тут опять кто-то кричит:
— Ты что же, отец, не рад, что ли, сыночку?
Старик так и сел на дорогу.
— Кто это?
— Я, твой сын Яртыгулак.
Видит старик, из верблюжьего уха мальчишка торчит. И вправду — Яртыгулак, росточком как раз в половину верблюжьего уха.
Было ли не было ли, но с той поры гуляет Яртыгулак по белу свету, одним на радость, другим на уразумение. Хороший человек плохого о мальчишке не скажет, ну а для кого совесть тяжкая обуза, тому Яртыгулак хуже кобры.
Говорят, в давние времена один мулла до того разжадничался, что дальше некуда. Ополаскивал он пиалу и воду выплеснул. И попала эта вода спящему бедняку в рот. Бедняк и проглотил ту воду. Мулла увидал и давай деньги требовать, потащил беднягу на суд. Кази-судья для богатого — родной человек.
— По нашему закону, — говорит казн, — ты, мулла, должен дать клятву при народе, что оборванец украл твою воду. Тогда мы его накажем, отдадим его тебе в работники. Смотри только, если клятва будет ложная — лицо твое тотчас почернеет.
Плохо пришлось бы бедняку, когда б не Яртыгулак. Он поутру казан от копоти чистил, с тряпкой и прибежал на суд. А суд вон как обернулся! Ну да где Яргыгулак, там неправда в почете не бывает. Мулла был толстый. Дал он клятву и полез за платком, пот с Сесстыжего лица стереть. А Яртыгулак тут как тут, в кармане у муллы сидит. Вот он и сунул ему вместо платка свою тряпку. Стал мулла отирать лоб, под глазами, шею, подбородок, да так на глазах всего парода и почернел.
Яртыгулак на хорошее для хороших людей не скупился. Сердечко у него такое — за тысячу верст неправду чует.
Вот он и попрощался с названым отцом, матерью, да и пошел с караваном в дальние страны. Так с той поры и путешествует. Ну а в наших краях он не гость, а свой.
Только и слышишь: «А у нас Яртыгулак объявился».
Тотчас и расскажут, как дело было. Да такое иной раз — диву даешься.
Однажды, возвращаясь с охоты, забрел я в колхозную чайхану. Выпил чаю и задремал в холодке. Разбудил меня смех. Пока я спал, в чайхану пришли люди. Они пили зеленый чай и вели беседу.
— Хотите верьте, хотите нет, — говорил один, — а я своими глазами видел Яртыгулака, своими ушами его слышал и, если бы не он, может, и не сидел бы сегодня среди вас…
Имя Яртыгулака заставило меня проснуться. Люди в наше время всякое собирают: спичечные коробки, марки, монеты старинные, слышал я, что в заморских землях один богач паровозов отживших накупил, ну а мое собрание всегда при мне. Я сказки собираю про нашего Яртыгулака.
Рассказчик, смотрю, человек средних лет, и разговор у него гладкий. Из учителей, видно.
— Во время войны тяжело жилось, — рассказывал этот человек. — У матери нас было пятеро, а мне, старшему, восьмой годок шел. Съели мы последние запасы муки, съели овец. Осталась одна, тощая. Мать ее на крайнюю нужду берегла. Велела мне овцу эту пасти на самой хорошей траве, чтобы жирку нагуляла.
Отогнал я ее как-то к старому, заброшенному колодцу, сам сел под тутовое дерево и прутик жую. Хоть не еда, а все голодный живот обманываю. Тут вдруг кто-то и говорит тоненьким, как зимний ветер, голосом:
— Непес, там возле арыка красный камень, под тем камнем мешок зерна.
Вскочил я, оглядываюсь — ни души. Хотел убежать, а голосок снова зазвенел:
— Непес, не будь глупцом! Тебе ли бояться Яртыгулака?
— А где же ты?
— Возле твоего уха.
Смотрю, а на ветке тутовника маленький человечек в большой косматой шапке, в шелковом халате и в мягких ичигах[3].
Отец, пока на войну не уехал, про Яртыгулака много веселых сказок рассказывал. А Яртыгулак, оказывается, вовсе не сказка и не сон.
Пришел я на арык к большому красному камню, смотрю, а из сусличьей норки зерно летит, будто кто его оттуда маленькой лопаткой выбрасывает. Стал я это зерно сгребать в мешок.