Набрал, сколько по силам было унести, — и домой. Три раза по трети мешка набиралось, а в четвертый — всего две пригоршни.
Вылез тут из норки Яртыгулак, снял тельпек[4], вытер пот с бритой головы.
— Все, Непес! Там немножко осталось, суслику на зиму.
Глазки у него, как два веселых огонька, блестят.
— Спасибо, — говорю, — Яртыгулак-джан. Пошли к нам домой. И братишки и мама тебе рады будут.
— Ах, Непес, в гостях хорошо, да много у меня теперь таких ребятишек, как ты. В другой раз.
И пропал. Только пыль волчком закрутилась.
Кто-то из слушателей спросил:
— А еще приходилось с Яртыгулаком встречаться?
— Нет, — вздохнул рассказчик. — Жить мы стали получше. Тут вскоре отец вернулся с фронта, а там и война кончилась. Видно, у Яртыгулака забот было много. Отцы-то вернулись не в каждую семью.
— Яртыгулак всем доброе делает. А ему, наверное, никто не догадался и халата нового подарить! — сказал один из слушателей.
— Почему не догадается? — обиделся вдруг здоровенный детина, смуглый, крутоплечий, настоящий пахлеван[5]. — Мой напарник ему всю одежду соорудил: и тельпек, и халат, и обувку.
— Это кто, Мехмед — Кривые Весы? Неужто раскошелился?
— А чем тебе Мехмед плох?
— Да как чем? У него прозвище само за себя говорит.
— Кто старое помянет, тому глаз вон, — нахмурился здоровяк. — Теперь Мехмед — тракторист. Не хуже любого из нас работает.
— А что с ним приключилось, с вашим Мехмедом? — спросил человек, похожий на учителя.
— А вот что…
Но это уже совсем другая история.
— А вот что, — сказал пахлеван-тракторист и, чтобы прочистить горло, выпил пиалу до дна… — Мехмед-Кривые Весы когда-то был трактористом. Пришел из армии и работал, как служил. В армии он все значки заработал, и в колхозе так же: то грамоту ему, то премию, а то и медаль. По такой работе в герои бы вышел, а тут — любовь. Отец у девушки человек большой, завмаг. Запросил с джигита такой калым, сказать страшно. Почернел Мехмед, а завмаг посмеивается. «Хочешь, — говорит, — клад покажу?» Мехмед осерчал, а завмаг опять смеется: «Дело твое! Только гляди, я долго ждать не буду, за другого дочку отдам». Делать нечего. «Где, — говорит Мехмед, — твой клад?» — «Да тут, на центральной усадьбе».
Полсказки долой: был Мехмед трактористом, стал продавцом. Женился, поставил дом, купил машину, среднему брату мотоцикл с коляской, младшему — мопед. Все бы хорошо, только имя у него другое стало: Мехмед-Кривые Весы.
Со временем научился людям в глаза смотреть, не помаргивая. Да сколько веревочке не виться, а конец будет. Плакала по Мехмеду тюрьма, да, слава аллаху, нашелся такой шустрик, что поставил джигита на путь истинный.
Сидит однажды Мехмед в магазине, пузо отрастил, тяжело стоять. Сидит, газетой холодок на себя нагоняет. Тут к нему покупатель, пожилой человек.
— Отрежь-ка, — говорит, — для моей снохи красного бархату на платье.
Мехмед-Кривые Весы и не шелохнулся:
— Я бы, гражданин хороший, с удовольствием, да откуда взять его, красный бархат?
И тут голос, как звоночек, на весь магазин прозвенел:
— Мехмед, красный бархат под прилавком. Ты его мешком сахарного песка заложил.
Мехмед-Кривые Весы так и подскочил. Бархат у него был, но только для тех, кто платил ему вдвое. На базаре за такой бархат втридорога. Смотрит Мехмед-Кривые Весы на покупателя, а тот на Мехмеда. Оба голос слышали. Ну, продавец, человек смышленный, первым опомнился:
— Ишь, — говорит, — шутник нашелся. Поймаю — уши оборву.
Встал на табуретку и радио выключил. А тут снова этот голос:
— Мехмед, зачем вверх лезешь? Не проще ли нагнуться? Человек ждет, как-никак постарше тебя.
«Ну погоди же ты!» — думает Мехмед-Кривые Весы, а сам полез-таки под прилавок и отрезал бархата, сколько просили. Да проворно! Боялся, как бы еще кто в магазин не зашел. Так ведь зашли! Увидали на прилавке желанный товар, в очередь — и весь тюк — тю-тю.
Продал Мехмед-Кривые Весы красный бархат, повесил замок на магазин и объявление написал: «Ушел на базу». А какое ушел! Весь магазин облазил, все подозрительные шнуры и провода пообрывал. Только тогда и успокоился. Открыл магазин, девушки пожаловали:
— Мехмед-ага, мы слышали, ты сегодня продавал красный бархат, может, у тебя и тафта найдется?
— Бархат был, — вздыхает Мехмед-Кривые Весы, — а тафте откуда взяться в нашей глуши? Вы лучше, девушки, конфет купите. Свежие!
Тут звоночек-голосочек и пропел свою песню:
— Мехмед-джан, ты покажи девушкам те пятьдесят метров зеленой тафты, которую вчера прислали с базы. Может, им подойдет?
— Все шутят, шутят! — говорит Мехмед-Кривые Весы. — Только разве я буду своих односельчан обманывать?
— Мехмед-джан, — опять голосок, — ты открой ящик из-под печенья. Он же у тебя под рукой.
Девушкам не до чудес.
— Открой, — говорят, — Мехмед-ага, ящик из-под печенья. Он же у тебя под рукой.
Ну и пошла опять торговля! Женщины набежали, молодые, старые. Всякие вопросы задают.
Глядит Мехмед-Кривые Весы на солнышко, и одна у него думка — когда же рабочему дню конец придет? А солнышко не спешит заходить, часы тикают, не торопятся.
Тут какая-то старушка попросила: