Широки врата

«Вы знаете, что я имею в виду, дорогая». — Он пытался придумать, как лучше подойти к святой. — «Я не понимаю, что плохого вы и я можем сделать любому человеку в мире, если мы позволим себе немного счастья, если мы будем вместе. Это может отразиться на интенсивности, с которой вы пишете. Но если это позволит вам трудиться дольше, то ваши результаты могут быть гораздо выше».

Он сказал это с улыбкой по своей привычке, и ей, кто так редко улыбался, пришлось привыкать так воспринимать жизнь.

— Ланни, вы действительно думаете, что я женщина, которая может дать вам счастье?

— Поймите, что я тщательно обдумал это, и в течение длительного времени, даже в Берлине когда я понял, что не лажу с Ирмой, и я спросил себя: Что за женщина эта Труди, и как бы она и я поладили?

— Что вы ответили?

— Во-первых, я решил, что здесь я встретил в женщине настоящего человека и ясную голову.

— Это очень приятно слышать, и это стоит многого, но это не все. Вы понимаете, что вы ни разу не сказали, что любите меня?

— Что за человек я был бы, если бы я завёл роман с вами после того, как вы мне сказали, что ваше сердце и ваши мысли устремлены на мужа? Я бы только беспокоил и волновал бы вас, добавляя вам забот. Я не могу позволить себе это делать.

— Я пытаюсь понять вас, Ланни. Вы всегда имели такой полный контроль над своими чувствами?

— Не всегда, но теперь я достаточно стар, чтобы знать себя и свои потребности. Вы и я оба были женаты, и мы можем говорить на основании фактов. Я решил, со своей стороны, что основа счастья в любви является соответствие и взаимное доверие. Остальное приложится достаточно легко.

— Так что вы хотели бы, чтобы я сделала, Ланни?

— Я буду предельно откровенен. Я хотел бы, чтобы вы пришли к выводу, что вы вдова. И как только вы скажете это, я обещаю не оставить у вас никаких сомнений в моих желаниях и чувствах.

Был долгое молчание. Ланни сидел и смотрел на Труди, а она смотрела на крыши. Наконец она сказала: «Дайте мне время, пока вы будете отсутствовать, я подумаю и попытаюсь всё решить».

«Хорошо», — ответил он, — «договорились». Он взял ее за руку, держал ее несколько мгновений, а потом нежно ее поцеловал.

«Расскажите мне», — попросила она, — «о тех семьях в Америке, чтобы я могла вас представить, пока вы отсутствуете».

«Сейчас у меня их шесть», — он улыбнулся, — «моя мать и ее муж, мой отец и его семья, моя дочь и ее бабушка, Бесс и ее муж, Марселина и её муж, и, наконец, семья Робинов. Я не знаю, как назвать их родство, но там должно быть что-то. Если вы когда-нибудь свяжетесь со мной, вам придется выучить много дат дней рождений!»

IV

Автомобиль остался в Париже, отчасти потому, что его владелец учился экономить и отчасти потому, что не мог возить в нем Командора. Он приехал в Гавр в наемном автомобиле-универсале, американского производства ставшим сейчас популярным. На борту роскошного парохода он наслаждался обществом тучного джентльмена, который производил карандаши в маленьком городке штата Огайо. Он осматривал Европу с двумя честолюбивыми дочерьми, ехавшими в другой каюте. По-видимому, они знали все о супружеской трагедии Ланни Бэдда, и надеялись, что он расскажет кому-нибудь из них об этом. Отец любил играть в покер, а это означало, что он приходил спать очень поздно и спал долго. В другое время он говорил о президентской кампании, которая в настоящее время будоражила всех американцев. Республиканцы выдвинули нефтяника из Канзаса, а тот пытался выглядеть «либералом», как Рузвельт. Производитель карандашей считал это большой ошибкой, американский народ хотел, чтобы его оставили в покое реформаторы и оригиналы. Ланни убежал от него и читал книги и журналы, изучал корабельные бюллетени, следя за продвижением армий генерала Франко, и ходил по палубе, думая, как новорожденное демократическое правительство душат в колыбели.

Две бабушки прибыли к причалу вместе с Фрэнсис встречать ее отца. Это должно было выглядеть лейтмотивом мира. Несмотря на все соперничество и ревность обе дамы продолжали играть в бридж и делать вид, что трагедия была совершенно нормальной, респектабельной и не особо важной. Ланни изгнали из постели Ирмы, но не из ее владений. В самом деле, пока она отсутствовала, он занимал свои привычные апартаменты с исторической кроватью с балдахином и массивным блестящим сантехническим оборудованием. Он имел право распоряжаться поместьем, пользовался автомобилем, лошадьми и игровыми площадками и другими местами. Слуги прислуживали ему с расторопностью и радушием. Короче говоря, он был всё еще королевских кровей. У него возник вопрос, было бы всё тем же самым, если бы он был настолько болен, что согласился бы с предложением Джозефа Барнса и дал бы Ирме исключительное право опеки над ребенком!