Осталась только одна вещь, бензин. Рауль сказал Ланни куда ехать. Он получил разрешение и запасы песет Ланни в оплату за него. «Теперь примите мой совет», — сказал испанец. — «Заприте двери и езжайте прямо до конца. Вас будут просить тысячи людей взять их, но если вы это сделаете, вы израсходуете всё ваше топливо и не сможете больше заправиться».
Казалось, жестокие советы. Но война ещё хуже. Ланни знал, что деньги, которые он хотел бы получить за картины, послужат делу. С другой стороны, если картинам будет нанесён вред, долг в размере двенадцати тысяч долларов сильно ударит ему по карману. Кроме того, непроявленная плёнка в его фотоаппарате может представить собой удачный ход для Робби, и таким образом помочь делу, даже косвенно. «Хорошо,» — сказал он; — «Я это сделаю.»
Но он этого не сделал.
Он высадил Рауля за квартал от его офиса, а затем отправился в Палас отель и расплатился. Это огромное здание на площади Пласа-де-лас-Кортес на восемьсот номеров с ванной в каждом номере сейчас почти пустовало. Недавно прибывшие русские техники несколько смягчили отсутствие клиентов в гостинице. Было обещано, что их прибудет больше. По-видимому, Советы решили походить на итальянцев в гостинице Альфонсо XIII в Севилье. Здесь, в Мадриде в Палас отеле гостей обслуживали услужливые официанты в черных галстуках и фраках, но пришлось извиниться за то, что запас кофе в отеле был полностью исчерпан, а хлеб съели в течение дня.
Ланни сказал
Освободившись наконец, он свернул на восток, на Калле де Алкала, которая выходила на шоссе. Постепенно грохот стих, и, как только он перестал слышать битву, он стал получать информацию о ней. Радио Франко заверило его, что наступление еще не началось. А то, что было, военные называли «артиллерийской подготовкой». Через час после выезда из столицы Ланни услышал радио Лиссабона о том, что белый флаг был поднят над зданием почтамта Мадрида. Он рискнул усомниться в этом, если только это не было сделано представителями пятой колонны, о которых в столице говорили все.
Дорога была переполнена беженцами, как и раньше, он снова должен был постоянно сигналить. Он понял, что одна из форм классовой борьбы ведется между крестьянами, едущими на тележке, запряжённой ослом, и туристами на легковых автомобилях. Особенно, когда в автомобиле только один турист, который запер свое сердце, а также свой автомобиль и мчится дальше, разбрызгивая грязь по обе стороны от шоссе и оставляя позади вонь. Ланни искал глазами правительственный грузовик, за которым можно было бы пристроиться, но, видимо, те плелись так же, как и он сам.
Темнота нашла его среди гор между Гвадалахарой и Куэнки. Здесь шел дождь, и было очень холодно, дорога скользкая и опасная, и была необходима крайняя осторожность. Ланни уже сталкивался с одним несчастным случаем, и теперь он столкнулся с другим снова. Какой-то автомобиль столкнул крестьянскую телегу и уехал, не оказав помощи. На обочине дороги сидела семья, женщина с ребенком на руках, с нею ютились трое других детей, мужчина стоял на проезжей части, протягивая руки словно в молитве. Телега загораживала дорогу, так что Ланни пришлось остановиться. Он вышел из машины, думая помочь мужчине установить телегу в вертикальное положение, но обнаружил, что осел сломал ногу. Ребенок был выброшен из телеги и может быть ранен. Там сидела семья, мокнувшая под дождем и с перспективой замёрзнуть до рассвета.
Ланни сказал: «Хорошо, я возьму вас, если вы хотите ехать». Мучительное решение, над которым они плакали. Здесь было все, что они имели в этом мире, а ведь все украдут. Телега! Не может ли сеньор буксировать телегу? Нет, сеньор не мог, и он вернулся в машину и сказал: «