Широки врата

Они были на волне их славы. Они были строителями новой империи и творили новую историю. Несомненно, что здесь были те, кто возмущался, что был обманом вовлечён в путешествие в Испанию. Но они хранили молчание, и для Ланни, чтобы завоевать их доверие, потребовалось бы много времени. У них было принято объяснение, что они дурачат демократии. И это было восхитительной шуткой, у которой было великое множество вариаций. Когда один из них называл себя volontario и подмигивал, и все остальные улыбались.

Их отношение к испанцам, которых они пришли спасать, было любопытно. Они были готовы принять все латинские народы на равных в славную судьбу Fascismo, но сами были равнее остальных. Французы были гнилыми декадентами, если на них взглянуть непредвзято. С иудеем во главе своего государства, пацифистом, сентиментальным к тому же, который называл себя демократом, и вынужден был покориться «шантажу улицы». Они узнали эту фразу от французских правых. Что касается испанцев, то они были слишком горды собой, чтобы подчиняться дисциплине, и в этом кризисе не делали почти ничего, чтобы спасти свою страну. Во-первых, они зависели от мавров и Иностранного легиона. А когда тех остановили под Мадридом, они прибежали с воплями о помощи к дуче. И они думают, что получат её даром? Итальянцы завладели Балеарскими островами. И что они ожидают получить их обратно, когда красные будут подавлены? А когда итальянцы возьмут Гибралтар у Великобритании, они ожидают, что его передадут в руки Франко, который вряд ли мог бы получить Кадис без итальянской авиационной поддержки?

XII

Ланни представил свои рекомендательные письма в Севилье, и, таким образом, имел возможность осмотреть другую сторону этой картины. Испанская аристократия, конечно, была в ужасе от народной власти, но была беспомощна свергнуть её самостоятельно. Но они не могли признать этот факт. Здесь в безопасности далеко от линии фронта, они не приветствовали иностранные орды, которые нахлынули в их город. Замечания испанских дам о мотивах незваных гостьей были таковы, что Ланни воздержался упомянуть о своём фашистском зяте, прибывшим вместе с ним.

Причина беспокойства этих гордых дам была в том, что война отобрала у них мужчин-слуг и сильно обеспокоила их женщин-служанок появлением на улицах странных мужчин. Кроме того, стоимость еды повысилась более чем в два раза, а конца этому видно не было. Манеры и нравы падали, и на самом деле было трудное время, так сказала пожилая благородная дама, которая знала герцогиню Захарова и была рада поговорить о ней с внуком Оружейных заводов Бэдд. Когда она узнала, что тот интересуется картинами, то показала ему свои собственные, очевидно, надеясь, что он предложит купить их. Но он этого не сделал, ибо они были слишком аристократичными и не очень художественными.

Также Ланни встретился с генералом Агиларом, прибывшим с фронта Харама на отдых. У него были серебряные волосы и усы, серебряные медали на груди, а также два или три военных креста. Очень уважаемый человек, в тот момент огорчённый, потому что chusma, чернь, оказала такое неожиданное сопротивление. Это было неслыханное дело, вопреки всем правилам. Теперь итальянские Militi подошли к этому фронту, только к югу от Мадрида. И в самом деле, казалось, что генерал боялся, что они могли бы выиграть, где потерпели неудачу его собственные войска регулярной испанской армии. Что бы осталось от престижа человека, который посвятил всю свою жизнь, чтобы научиться воевать и терпел неудачу каждый раз, когда он пробовал? Генерал не сказал это, конечно, но когда Ланни упомянул его имя молодым чернорубашечникам, они восприняли его с громким презрением.

Всю свою жизнь Ланни привык встречать высокопоставленных персон, и он очень хорошо знал, как поступать с ними. Он выслушивал их светскую болтовню, не ожидая, что она будет интересной. Ему, возможно, потребуется их помощь при вывозе картин из Испании, а также в вопросе Альфи. Поэтому он постарался выглядеть приятным и принять предложения выпить чересчур много бокалов манзанильи. Он осторожно перевел разговор на авиаторов с обеих сторон и на то, что происходит с ними. На военнопленных и как с ними обращаются. На английскую аристократию и их отношение к делу испанского освобождения. Но что бы он ни попробовал, ему не удалось никого заставить упомянуть сына баронета в тюрьме, и не выявить ни одного человека, кто бы выразил недовольство Франко или его делом.

XIII