Широкий Дол

На самом деле пруд давно был осушен, поскольку в нем обнаружилась течь, и ни у кого не хватало ни желания, ни мозгов, чтобы приказать отыскать дыру и залатать ее. А фонтан и вовсе никогда нормально не работал из-за недостаточно сильного напора воды, и, когда насос совсем вышел из строя, фонтан заглох навсегда. А несчастные карпы принесли какую-то пользу только цаплям.

Орнамент из цветочных клумб все еще отчасти сохранял по-солдатски строгие ряды, ведущие к центральной огромной клумбе, которую должны были украшать розы, но теперь их и разглядеть-то было невозможно, настолько все заросло высоченными сорняками. Это все были, впрочем, вполне дружелюбные цветы моего детства – кипрей, ворсянка, наперстянка, – но в этом регулярном парке они выглядели как верный признак конца света. Женская часть семейства Хейверингов – Селия, ее мать и ее четыре сводных сестры – только и знали, что слоняться по заросшему саду и горестно восклицать: «Ах, боже мой, какой ужас!» – при виде покрытых зеленой тлей стеблей роз, вылезших на дорожки корневых побегов и осыпающихся клумб. Двум прилежным садовникам хватило бы недели, чтобы устранить это запустение, и любой неглупый хозяин тут же, разумеется, приказал бы это сделать. Но Хейверинги предпочитали терпеть и печально вздыхать, смирившись с тем, что их сад пребывает в таком страшном запустении. Впрочем, они без должного внимания относились и к своим земельным угодьям.

– Это просто позор, – соглашалась со мной Селия, – но в доме-то еще хуже! Там ужасно мрачно, да еще и мебель вечно накрыта пыльными чехлами. А когда идет дождь, крыша протекает, и на чердаке подставляют тазы. И потом, зимой у нас в доме по-настоящему холодно.

Я сочувственно кивала. Да и как было не посочувствовать ей, падчерице лорда Хейверинга, которая была ему совершенно не нужна, но которую мать, естественно, привезла с собой в этот чужой для нее дом, чрезмерно огромный и на редкость холодный и неуютный. Я понимала, что для Селии наше поместье и наше, может быть, не столь высокое положение в обществе не только желанны сами по себе – она явно воспринимала их как убежище, спасение от неудобств и унижений, которые ей приходится терпеть в доме своего отчима. Кстати, при хорошем управляющем и в поместье Хейверингов можно было очень многое исправить и наладить; во всяком случае, мы с Гарри рассчитывали на весьма приличный доход от тех земель, которые полагались Селии в приданое. В конце концов, эти земли граничили с нашими и были столь же плодоносны. Климат в этой части Англии повсюду был одинаков, и отнюдь не по велению Господа скот в Широком Доле был в два раза крупнее, чем у Хейверингов, а наши поля приносили в два раза больший урожай. Тут следовало учесть такой определяющий момент, как ответственность хозяина. Хозяева Широкого Дола никогда не уклонялись от своих прямых обязанностей, не тратили доходы от поместья быстрее, чем они поступали, и не жили подолгу не в родном доме, а где-то еще.

Наш дом, возможно, с виду казался весьма простым и совсем не модным. А наш розовый сад, возможно, был довольно скромен и слишком похож на простенькие садики фермеров и арендаторов. Но все это потому, что, даже если наша земля и давала хороший доход, все деньги вкладывались в нее же – в ремонт строений, оград и ворот; в необходимый для полей отдых; в развозку по полям мульчи и навоза из конюшен, чтобы обеспечить большую плодородность почвы. Но лорд Хейверинг и не думал заботиться о земле; ему до нее дела не было; землю он воспринимал лишь в качестве источника денег, необходимых, например, для азартных игр; а на то, что его жена и дочери живут в полуразрушенном доме, больше похожем на сарай, ему было наплевать. Своим арендаторам он назначал непомерную арендную плату и все деньги спускал в Лондоне, играя в клубах «Уайтс» или «Брукс»[12].

– Надеюсь, вам у нас в Широком Доле понравится, – сказала я.

– Еще бы, конечно! – воскликнула Селия. – И я буду просто счастлива, если там будете вы, моя дорогая Беатрис. Ну, и ваша мама, разумеется, тоже.

– В таком случае меня удивляет, что вы, насколько я знаю, собираетесь в свадебное путешествие, – осторожно заметила я. – Это ваша идея?

– Да, моя, – как-то даже печально ответила она. – Увы, моя. Ах, Беатрис! – Она виновато оглянулась на свой дом, словно боялась, что ее суровая мать подсматривает за ней из окна, словно все ее четыре сводных сестры могут в любой момент, спрятавшись где-то, нас подслушать. Она вдруг повернулась и повела меня в какую-то немыслимо заросшую беседку. Там мы с ней сели рядышком, и я ласково, как сестра, обняла ее за плечи.