Широты тягот

Он наблюдал за рождением воды в форме льда, стоя на одной из лун Сатурна, зачарованный ураганами. Он моргал ледяными ресницами, глядя на мир глазами воды. Новорожденные воспринимают все вокруг как единое существо, поэтому звезды и орбиты казались ей частями ее тела. Он проследил за путешествием воды на Землю в надежных ребрах метеора и видел, как она выросла в величайший из всех океанов на этой новой планете. Он стоял на краю атолла, и стеклянные волны ритмично плескались ему в лодыжки; он двинулся вперед, и они поднялись до его колен, затем до пояса, и, наконец, он целиком окунулся в ее историю. Она взлелеяла в своем чреве жизнь — паразитов, обреченных на кощунство эволюции, на непрестанное разделение без надежды на то, чтобы когда-нибудь соединиться вновь.

Когда Поэт очнулся, жаркая духота камеры растопила видение в слезы. Он заплакал, окруженный незнакомыми ароматами. Кровь, сдобренная пряностями, апельсиновая кожура, смешанная с потом. Невыносимый запах одиночества.

Во время одного из рутинных вечерних обходов начальник тюрьмы — для краткости мы будем называть его просто Тюремщиком — обнаружил, что в пыли рядом с оковами нацарапаны какие-то слова. Похоже, узник писал на санскрите, зажав между пальцами ног что-то острое. Тюремщик провел в Индии на службе у ее величества больше десяти лет. Его лингвистических способностей хватило на то, чтобы неплохо освоить хинди; благодаря этому он просматривал всю корреспонденцию и пропагандистские материалы во вверенном ему заведении. Санскрит, особенно изучение священных текстов, сделался его хобби. Шокированный своей любовью к этому древнему языку, Тюремщик гадал, уж не был ли он в какой-нибудь предыдущей жизни одним из толкователей санскритского канона с берегов Ганга.

Как главу тюрьмы, находка обеспокоила и заинтриговала его: оказывается, среди заключенных есть знаток высокой поэзии! Позже, ночью, ожившие стихи проникли в его сны, и он тоже очнулся в слезах. Растревоженный шумом волн и тропическими ароматами, ошеломленный видением океана, сияющим ярче звездного света, он побрел из своего бунгало в безлунную тьму. Незадолго до рассвета он остановился перед камерой Поэта и замер, пристально следя за бурной сменой картин под своими веками. Наутро он вновь отыскал Поэта, когда тот подстригал герань вокруг виселицы.

— Мы зовем ее Тетис, — сказал он. — Этот мифический океан.

Так возникла пожизненная связь между двумя истовыми поклонниками поэзии. Как-то утром Поэту было велено оставить свои труды и немедленно явиться к Тюремщику. Он нашел его в саду — босой и нечесаный, в одних только шортах защитного цвета, Тюремщик дремал в тростниковом кресле, а на клумбе около него было выведено прутиком одно из стихотворений Поэта, чуть измененное ради пущей плавности.

Тюремщик начал выписывать научные журналы, делясь с Поэтом результатами новейших исследований. Обоих озадачивали не сами феномены древности, а их имена.

— Принять силурийский и ордовикский периоды значит принять верховенство Империи, — заметил Поэт. — Кто властен над временем? Почему главный меридиан проходит через Англию, вдали от колоний?

Сам он, вдохновленный индуистской мифологией, решил наречь их океан Кширсагаром.[23]

Хотя Тюремщик не был с ним согласен, он понимал, что использовать высокопарные валлийские имена в сочинении, предназначенном для туземцев, нецелесообразно. Они не сумеют их выговорить. Так что он посвятил изучению проблемы некоторое время. Интерес человечества к доисторической древности ограничивался горсткой эпох и периодов. Что же до имен, Тюремщику не нужно было заглядывать дальше своих островов. Он выбрал названия первых пяти из местных племен, пришедших ему на память, и заменил валлийские ими.

С течением времени стихотворение превратилось в эпос со своей собственной мифологией и структурой.

Для Поэта Кширсагар был не просто океаном. Это был целый космос с географией, даже отдаленно подобной которой не имелось ни в западных, ни в восточных священных текстах. Космос этот состоял из океана различных царств. На самом верху находился Сагар-Натрадж, или царство осьминога. Гигантский осьминог, сотканный из тонких энергий, кружился в эфирном танце равновесия, удерживая на кончиках своих щупалец многочисленные острова, моря и небесные тела. Солнце было разумом этого осьминога, питающим все формы жизни и природные стихии своими лучами. Это было также и царством существования. В самой глубине океана скрывался ледяной пик, недосягаемый для света и времени. Его Поэт назвал Сагар-Меру, ибо для индуистов, буддистов и джайнов гора Меру — физический и метафизический центр Вселенной. Это высочайшая точка, находящаяся за пределами человеческой меры и понимания.

— Но ведь не самая низкая! — воскликнул Тюремщик, озадаченный таким выбором.

Поэт взглянул на него с нежностью. Одного взгляда оказалось достаточно.

— В космическом океане наинижайшее совпадает с наивысочайшим, а наивысочайшее — с наинижайшим, — ответил Тюремщик на свой собственный вопрос.