Шиш вам, а не Землю!

То есть, за это воинское преступление, без лишних экивоков, обвиняемых и подозреваемых превращали в зомби и делали это с помощью особых, секретных технологий. А в зомбической службе, скажу я вам, хорошего мало. Настолько мало, что, аж мороз по коже пробегает, стоит лишь представить себе службу в этих подразделениях.

На моей памяти немало парней погорело и их отправили в зомби. И ни один из них не вернулся. Потому что зомбическая служба приравнивается к пожизненному заключению. И не только поэтому.

Ральф в последний раз тиранул по бляхе и отправил щетку в заплечный мешок. Зато на смену ей достал свареное вкрутую яйцо и принялся очищать его от скорлупы.

— Я всегда харч точу, когда волнуюсь, — пояснил он жалобно, заметив мой удивленный взгляд. Быстро покончив с яйцом, он вытер губы тыльной стороной ладони и вздохнул. — Моя бабушка всегда очень вкусно готовила яйца вкрутую, — заявил он, блаженно отрыгивая. — И меня этому, старая ведьма, научила.

— Рыгать?

— Готовить болван.

— Сам болван, — не обиделся ни капельки я.

Ведь, командиры нас, бывало, и не так обзывали.

— Не-а. Это яйца вкрутую у нас так называются. Бол-ван. Одно яйцо — один болван. Два яйца — два, соответственно, болвана… Так их называют у нас, и мне всегда нравилось это название. Оно такое поэтическое.

— Куда уж, — потихоньку фигел я. — Ты только что чуть не оскорбил меня. И я всего лишь на волосок был от твоего оскорбления.

— Но все обошлось? — лучезарно улыбнулся Ральф.

— Обошлось, — подтвердил я. — Но все равно я только чудом не обиделся.

— Прости, если сможешь.

— Не знаю, как и быть с тобой.

— А никак не будь. Черт с тобой, обижайся дальше. Ой, смотри! Что-то движется. Там.

Ральф ткнул пальцем мне за спину.

Я попытался скосить глаза в указанном направлении. Но подобный трюк еще никому не удавалось проделать, не вывихнув себе глаза или мозги при этом. И я здесь не являлся исключением.

Волей неволей пришлось поворачиваться вокруг своей оси. Хотя, конечно, облом был страшный. Я ведь так хорошо пристроился на своем месте, пока мы с Ральфом вяло переругивались.

Очень кстати, к тому же, я вспомнил напутствие матери, которое произнесла она, когда меня еще только забривали в солдаты.

— Сынок, — помнится, сказала она, — никогда не поворачивайся к врагу спиной. Это, по меньшей мере, неприлично. К тому же в таком положении легко получить пулю в спину, а ранение в спину приравнивается к трусости. И тебя будут судить, как покинувшего поле боя, если уцелеешь, и отправят в зомбическую службу, на которой жалованье в два раза меньше.

В общем, как я теперь знал, поворачиваться спиной в нашей ныне действующей армии к армии чужой — сплошные неприятности. Но с другой стороны в данную минуту наверняка я не знал, враг находится за моей спиной или друг. К тому же к сегодняшнему дню я уже стал самым настоящим дезертиром и стать еще и трусом в придачу к уже имеющимся преступлениям в моем послужном списке — довесок несущественный, а потому можно было теперь смело сидеть к врагу спиной хоть целыми днями и ничего это абсолютно не меняло.

И я бы, наверное, с полным пренебрежением отнесся к любым, даже самым злобным врагам за спиной, если бы не тривиальное любопытство.

Палец Ральфа показывал за мою спину и потому хотелось, как можно скорее взглянуть в ту сторону и, наконец, определить для себя, что же это такое или кто такой объявился за этой самой пресловутой моей спиной, по определению военного Кодекса, практически спиной преступной и коварной.

Не знаю, что бы я увидел там, успей я обернуться. Но как-то так получилось, что я не успел.

А за моей спиной тем временем происходило вот что. Вначале там захрустели камешки под чьими-то грузными шагами, а затем к моему затылку, в полном несоответствии с моими планами, прижался ствол винтовки и зычный голос проревел над ухом:

— Стоять, канальи! Я покажу вам, безмозглые свиньи, как дезертировать в самый разгар сражения, бежать с поля боя в то самое время, когда каждый боец на счету!

Наконец, превозмогая свою просто прирожденную леность, я повернулся и перед самым своим носом увидел погоны командарма и от неожиданности повалился в обморок.

— Ну, вот. Я же говорил, что приходится возглавлять хлюпиков, которые впадают в панику от одного моего вида, — сказал командарм.

1

— Оба-на! — сказал прапорщик Голенищев лейтенанту Патрикееву.

Но тот не поверил этим его словам и решил сам, так сказать, на личном опыте убедиться в объективности утверждений подчиненного.

Наверное, только поэтому он сунул нос в солдатский котелок и авторитетно понюхал там чего-то.

— Солидол. Как пить дать, солидол. Да-а… Гммм… Клянусь честью офицера! — воскликнул он возбужденно и полез в карман с таким вдохновением, словно эта самая честь, о которой он в последнее время так часто упоминал всуе, находилась именно там и нигде больше на земле. То есть, в кармане его ношеных, измятых галифе.