Шиворот-навыворот

Мистер Бультон, тихо охнув, упал на сиденье. Было неприятно услышать обвинение в пародировании самого себя, особенно когда это не входит в твои намерения, но это сущие пустяки по сравнению с ужасным открытием, насколько он обманывался насчет доктора. Доктор явно не увидел, что скрывается за его внешним обликом, а значит, впереди еще ужасная сцена объяснений.

Школьники же за исключением Киффина все еще получали удовольствие от разыгрывавшегося перед их глазами спектакля, и с нетерпением ожидали новых попыток своего товарища испытывать терпение доктора.

Вскоре они были вознаграждены с лихвой. Если Поль и впрямь чего-то не переносил, то это был запах мятных леденцов. Он уволил троих младших клерков за то, что, по его мнению, из-за них контора провоняла этим отвратительным лакомством. Теперь же ненавистный запах мало-помалу стал прокрадываться в купе.

Поль посмотрел на Коггса, сидевшего напротив, и увидел, как его губы и щеки мерно движутся, а на лице написано блаженство. Похоже, Когтс и был источником запаха.

– Неужели вы поощряете нарушение вашими питомцами правил поведения в общественных местах? – спросил он гневно доктора.

– Иные из них и не нуждаются в поощрении, – ядовито заметил тот. – Но кого ты имеешь в виду?

– Если он делает это в лечебных целях, – продолжал Поль, – то должен выбрать для этого иное время и место. Если же он просто утоляет свою неумеренную любовь к сладостям, Бога ради, не позволяйте ему делать это там, где это может доставить неприятные ощущения окружающим.

– Что и кого ты имеешь в виду?

– Мальчика напротив, – сказал Поль и направил указующий перст на изумленного Коггса. – Он сосет леденец, от которого пахнет так, что поезд может сойти с рельсов.

– Это правда, Коггс? – спросил доктор страшным голосом.

После ряда неудачных попыток проглотить леденец, Коггс закашлялся и побагровел от натуги и смущения, пробормотал, что купил леденец в аптеке, считая это смягчающим обстоятельством.

– У тебя есть еще при себе эта гадость? – спросил доктор.

Медленно и неохотно Коггс вытащил из кармана три или четыре маленьких белых пакетика, каковые доктор один за другим развернул, осмотрел содержимое и выбросил в окно.

Затем он обернулся к Полю с куда более милостивым видом.

– Бультон, я тебе весьма обязан. Сильная простуда помешала мне вовремя распознать это вопиющее проявление послушания и потакания собственным слабостям. Об этом, впрочем, мы еще поговорим отдельно. Твое мужество, с которым ты, не раздумывая, изобличил скверный проступок, заслуживает всяческих похвал.

– Что вы, сэр, – отозвался Поль. – Не стоит об этом. Просто я не мог умолчать, ибо на редкость чувствителен к... – Тут он громко вскрикнул и стал тереть лодыжку. – Меня только что ударил по ноге вот этот юнец в синем галстуке, я не давал ему повода к такому обращению. Прошу вас вмешаться, сэр!

– Значит, Кокер, – молвил доктор, – ты подражаешь ослу нt только в смысле тупости и упрямства, так? Ты пускаешь в ход задние конечности против вашего же товарища, который не сделал тебе ничего плохого, с неистовостью кенгуру? Отлично. Перепиши двенадцать раз все, что сказано в «Естественной истории» Буффона об этих двух животных и покажи мне завтра вечером. Если у меня завелись дикие животные, буду их укрощать!

Остаток путешествия шесть пар глаз неотступно следили за ничего не подозревавшим Полем, и под шум и грохот колес с губ его новых товарищей слетали тихие, но недвусмысленные угрозы. Но Поль грелся в лучах одобрения доктора и решил открыться ему прямо на станции.

Наконец поезд стал замедлять ход, заскрежетали тормоза, вагон затрясло на стрелках, и показалась освещенная платформа, по которой расхаживали меланхоличные носильщики, каркая «Родвелл Маркет», словно предвещая беду.

Поль вышел вместе со всеми и теперь стоял на холоде и сырости у багажного вагона, откуда выгружали чемоданы и коробки.

«Надо бы рассказать доктору все прямо сейчас, – крутилось у него в голове, – только он очень занят! Хорошо бы оказаться в одном с ним кебе и все ему выложить по дороге».

Но доктор был сейчас менее всего расположен выслушивать признания. Отсутствие кебов у вокзала он воспринял как личное оскорбление и гневно обрушился на начальника станции.

– Это безобразие! Форменное безобразие! – бушевал он. – К поезду не подано ни одного экипажа. Сегодня собираются все мои ученики. Я заказал кебы, а их нет и в помине. Нет даже омнибуса. Я так этого не оставлю. Я буду жаловаться. Пусть кто-нибудь сейчас же найдет экипаж. Дети, быстро в зал ожидания. Так, стойте – вы все в один экипаж не поместитесь. Кокер, Коггс... ну да, Бультон... вы знаете дорогу. Отправляйтесь и скажите миссис Гримстон, что мы скоро будем.

Поль скорее обрадовался, чем огорчился такому распоряжению, ибо никак не мог собраться с духом, чтобы сделать свое признание. Однако, если бы он видел; как Кокер пихнул локтем Коггса и они торжествующе захихикали, он бы ни за что не доверился бы этой парочке.

Напротив, он решил рассказать им свой секрет.