Шиворот-навыворот

Мистер Бультон крайне неохотно снес поцелуи миссис Грим стон. Это был весьма щепетильный пожилой господин, и он очень надеялся, что доктор Гримстон не узнает об этом эпизоде.

Миссис Гримстон была полной, светловолосой женщиной без каких-либо претензий на интеллектуальность. Зато у нее было доброе сердце, и она так говорила с детьми и о детях, что их матери проникались к ней безграничным доверием, каковое не приобрести изысканными манерами и красивыми речами.

В отличие от многих директорских жен, она проявляла свей материнские чувства отнюдь не только в день приема школьников с каникул, и потому, увидев ее, самый крошечный ученик начинал меньше тосковать по дому.

Она открыла дверь, обитую зеленым сукном, потом другую, расположенную сразу за ней же, и провела троицу в комнату с высоким потолком, вдоль стен которой стояли столы и парты, а в середине письменный стол учителя и ряд коричневых, закапанных чернилами столов. Напротив окон стояло старое устройство, напоминающее стеллаж – полки были разделены на секции, заполненные старыми, видавшими виды учебниками.

Первоначально комната была задумана как гостиная, о чем свидетельствовали традиционные белые с золотом обои и поблекшая позолоченная отделка дверей и оконных переплетов ставен. Камин был из белого мрамора, а газовая люстра была оснащена тусклыми хрустальными подвесками. Но унылые географические карты, развешанные по запачканным чернилами стенам, и часы с глуповатым циферблатом тикали над позолоченным трюмо. Ковров на полу не было, и он был покрыт опять же чернильными пятнами всех размеров и очертаний. Несмотря на ярко горящий камин, типично школьное сочетание мыла, воды, чернил и грифеля создавали печальное, леденящее настроение.

Напротив камина на скамейках расположились десять – двенадцать школьников. Кое-кто довольно живо обменивался впечатлениями о прошедших каникулах, прочие же, сунув руки в карманы и вытянув ноги к огню, погрузились в меланхолические размышления.

– Ну вот вам будет что обсудить! – весело молвила миссис Гримстон.Сейчас пришлю вам Тома. – И, весело кивнув, она удалилась, хотя перспектива общения с Томом не обрадовала некого из присутствующих.

Мистеру Бультону казалось, что его швырнули в яму с медведями, и, избегая приветствий и изучающих взглядов, он забился в угол, откуда с самыми мрачными предчувствиями стал наблюдать за учениками.

– Послушайте, – сказал один, продолжая прерванный разговор, – а вы не ходили в театр на Друри-лейн? Правда, здорово? Этот гусь и лев, и вообще все деревянные животные из Ноева ковчега...

– Что же вы не пришли к нам на Крещение? – спросил другой. – Мы здорово повеселились.

– Мне пришлось идти в гости к Скидмору, – отвечал бледный ученик с ехидным выражением лица и аккуратным про

бором посередине. – С его стороны было неслыханной наглостью позвать меня, но я все равно решил сходить. Посмотреть, что там у него творится.

– Ну и как? – томно спросил его сосед.

– Скукотища! У них домишко где-то в Бромптоне. Танцев не было, только глупые игры, да еще фокусник. И никаких подарков. А на ужин подали пирог, только не нарезали, потому что его взяли напрокат. Они бедные как церковные мыши. Папаша Скидмора – мелкий клерк. А если бы вы видели его сестричек!

– Они хорошенькие?

– Черта с два. Похожи на Скидмора, только еще уродливей. А мамаша меня спросила, правда ли, что я его лучший друг, и он помогает мне делать уроки.

Бедняга Скидмор, вернувшись из дома, имел все основания горько пожалеть о своем гостеприимстве, ибо история о пироге пересказывалась весь семестр, хотя он был куплен самым обычным способом.

Абсурдность вопроса миссис Скидмор вызвала приступ хохота, а затем наступила пауза. Потом кто-то спросил:

– А правда ли, что Чонера больше у нас не будет?

– Надеюсь, – сказал крупный мальчик, и его надежда явно получила всеобщий отклик, – Чонер грозился сменить школу уже давно, но на этот раз, похоже, он действительно к нам не вернется. Он написал мне письмо, где сообщил, что покидает Крайтон-хауз.

– Слава Богу! – наперебой заговорили сразу несколько учеников, но не успел кто-то заметить, что им надоели ябеды, как за окном раздался стук колес экипажа, зазвенел звонок, и школьники, мигом утратив раскованность, впали в тягостное ожидание.

– Гримстон приехал, – зашептали они, услышав шаги и голоса в холле.

Дверь в классную комнату открылась, и вошел ещё один ученик. Как оказалось, это он приехал на извозчике. Он был высок, узкоплеч, сутул, с желтым нездоровым лицом, тонкими губами и маленькими запавшими карими глазками. На губах его играла отчасти ехидная, отчасти неловкая усмешка, и передвигался он как-то по-кошачьи.

– Как дела, друзья? – спросил он.

Все разом повставали с мест и стали горячо пожимать руку вновь прибывшему.

– Чонер, старина! – восклицала они. – А мы-то думали, ты нас бросил!

Радушие это решительно не сочеталось с их недавними репликами, но, несомненно, у них имелись свои причины быть столь непоследовательными.