— Это не лагерь, а город персонала. Лагерь где-то отдельно стоит.
Мы катились дальше и достигли небольшой площади с фонтаном и большим, явно административным, зданием.
— Похоже нам сюда. — сказала я. — Да, точно, вижу вывеску. Это и ратуша, и полиция, и паспортный стол в одном лице.
— А где все люди?
— Ну свет в некоторых домах горит, там вдалеке кто-то проходил. Люди есть. Машин ни одной не встретили. Давай ка куда-нибудь свернем, переночуем, а завтра будем думать, что делать. Сегодня не хочется.
— Давай. — легко согласился альтерОлег. — Поехали к морю?
Море мы нашли дальше за городом, проехав его на сквозь за какие-то полчаса неспешным ходом, продолжая разглядывать палисадники и домики за ними. Удивительно, как такая красота могла сочетаться с функционалом этого города, где практически все жители работали в системе охраны и содержания врага. В конце городка, правда, мы увидели то, что несколько выбивалось из идеалистической картинки: немного на отшибе ближе к побережью стояло здание, украшенное гирляндами, дерзкое мигание которых нарушало спокойное и умиротворенное состояние городка. На этом здании было еще пара каких-то вывесок, но с дороги мы не рассмотрели, что они означают.
На другой окраине центральная дорога соединялась с объездной, превращаясь в шоссе с видом на море слева и горы справа. Темнота подкрадывалась все ближе, мы поспешили найти съезд, и немного покрутившись, выбрали место для стоянки.
Мы сидели молча и смотрели на небо. Он на капоте, завалившись на лобовое стекло. Я на пледе, кинутом на песок в паре метров от машины. Было удивительно тепло, шум волн где-то впереди успокаивающе ласкал слух. Мне еще казалось, что среди шума моря я слышу отголоски музыки, но это уже скорее были мои придуманные дорисовки. Луна еще только выползала из-за деревьев, что бы чуть позже прочно зависнуть над морем. У мня текли слезы, но я не издала ни звука, что бы альтерОлег не смел меня успокаивать, да и вообще говорить что-то. Мне казалось, что всё это так сейчас неправильно, не по-людски. Вот я впервые с мужем на море в такой романтической обстановке, а муж сидит в чужом теле. Ну как так-то?
— Эрик говорит, что никогда не видел ничего подобного. — заговорил альтерОлег сам.
— Кто? — я постаралась спросить так, что бы голос не выдал мое слезливое настроение.
— Эрик. Переносчик. Парень, чьим телом я пользуюсь. У них, говорит, только большие озера и реки, а морей нет. Но в озерах нет такого шума прибоя и большой луны, нет столько звезд, нет таких запахов.
— Он всё видит и слышит? И запахи даже?
— Да.
— Странно всё это так, непривычно. А ты уверен, что вернешь свое тело? Что всё получится так, как ты задумал, а не останется этот Эрик в твоей голове, а ты в его теле, навсегда?
— Ну формально, это я в его голове. Я надеюсь. Я верю. — он помолчал. — Ты же понимаешь, что когда я туда отправился, это тоже была только вера в успех, в победу. Никто не давал гарантии, что я вернусь. Да нам вообще никто не дает гарантии, что мы завтра проснемся, что в наш дом не попадет ракета, что мы вернемся со службы. Мы верим, всей душой верим. Каждый в свое, а вместе в единое. Ты верила, что я вернусь. Я верил, что найду отгадку. А вместе мы верили, что война когда-то закончится. Знаешь, чем мы еще отличаемся от орматцев? Вот как раз этой верой. Мы делаем, потому что верим в правильность своих убеждений, а они воют, потому что им сказали, что так правильно.
— Ну нам тоже ведь кто-то сказал, что правильно защищать свою землю, а не сдаться при их первой волне захвата. — возразила я.
— Они не знают про эту волну. Они не знают, как началась война. Точнее уверены, что всё время обороняют свои территории. Даже наше государство считают своими землями.
— Это как это? — я даже приподнялась на локте.
— А так. У них полный фарш из истории и их внутреннего права, которое они ставят выше международного. — альтерОлег безмятежно смотрел в небо, подложив руки под голову. — Они считают, что история важнее дипломатии, а их внутренние законы отменяют всю мировую мораль и логику. Со мной было столько так называемых бесед об этом, что я думал, что меня зомбируют. Когда тебе бесконечно вдалбливают в голову какой-то бред, то начинаешь искать рациональное объяснение этому бреду и через силу соглашаться с ним. Разум сначала пытается отстраниться, потом перенасыщается и бунтует, а затем устает и не сопротивляется. У них так вся жизнь построена, когда им с младых лет свою версию истории с приличным купированием негатива вливают, мажут грязью всех несогласных, заменяют решение проблем фразой «могло бы быть хуже».
— А что твой Эрик говорит об этом всем?
— А он мне тоже что-то рассказывает. Раньше пытался убедить, что я не прав. Говорил, что я просто не понимаю. Мы даже ругались. Мне иногда жаль его, когда приходится объяснять какие-то очевидные вещи, а он не понимает, потому что у него своя версия очевидности. — он хмыкнул и добавил. — А сейчас он советует мне заткнуться и наслаждаться красотой момента.
— Поддерживаю. — сказала я и откинулась на плед.