Шиза. История одной клички

Она постоянно пребывала в болезненном состоянии скрытой затянувшейся паники: «Прошляпила! Упустила единственную в мире любовь. Не будет в жизни больше ничего хорошего. Никогда! Только не смей обвинять Аграновича! Не смей! Сама во всём виновата!» Янка гнала навязчивые мысли, затушёвывала, но постоянно скатывалась на жалость к себе, которая непременно перерастала в ненависть. Она отлично знала, чем заканчивались такие вспышки. Янка не могла справиться с вырывающимися наружу, как вулканическая лава, эмоциями. И часто ловила себя уже задыхающейся от рыданий, проклинающей самоё себя. Наваливался чёрной лохматой тушей необъяснимый страх.

— Так плохо мне ещё, пожалуй, никогда не было. Не вырваться! Некуда бежать! До каких пор будет длиться безутешная тоска?! Ненавижу себя!

Кто-то необъяснимо ужасный неотступно следил из каждого угла этой чужой квартиры, прятался в шкафах, под диваном, под ванной, дёргал за простыню, прикасался к одеялу, сопел над ухом. Если раньше Янка желала уединённости, то теперь она стала бояться оставаться одна, поэтому присутствие Антипа радовало как никогда.

К ночи страх усиливался. Ночные приступы не поддавались описанию, их можно было только почувствовать как беспрерывно нарастающий животный ужас птенца, попавшего в когтистую хищную лапу, в оцепенении смотрящего в неотвратимо надвигающуюся открытую чёрную пасть, когда уже ощущается на лице горячее плотоядное дыхание.

Вот сейчас клацнут в последний раз острые зубы, и жадное безжалостное чрево проглотит беспомощное тельце. Сковывает ледяной судорогой, невозможно пошевелить даже пальцем. Свист в ушах и жуткое давление на каждую клеточку, как будто протягивают сквозь узкий резиновый шланг. Нервы натянуты струнами перед разрывом… Резкий хлопок. Холодная взрывная волна подбрасывает над кроватью и накрывает с головой.

«Есть только один способ прекратить эту пытку. Уйти от всех и навсегда! Не доставлять удовольствие невидимому монстру смаковать моё унижение. Пусть захлопнется эта чёрная пасть — я ей не достанусь. Сама решу одним махом свою никчёмную, никому не нужную жизнь».

Янка вспомнила почему-то, как, замерзая зимой на автобусной остановке, спасалась от стужи тем, что представляла — сейчас не январь, а март. И воздух вдруг становился терпким — весенним, будоражащим сокровенные желания. Лезли в голову сладкие мысли о счастье, об Аграновиче… «Какая же глупая была тогда — счастливая, несмотря ни на что. Главное, что не было тогда этого пожирающего ужаса, а значит, можно было жить и мечтать. Всё о весне мечтала. Ну, вот она, твоя весна. Завтра заканчивается. Кушай её с маслом! Ничего не изменилось к лучшему. Только хуже стало!

Снова кто-то злобно смотрит отовсюду — следит. Страшно! Антип, наверное, чувствовал, что-то похожее в ту ночь, когда его преследовал мёртвый отец? Теперь вот, пожалуйста, и сама испытываю такой кошмар, что в пору чертить магический круг. Только знаю точно, что это не поможет. Мне больше ничего не поможет. Неотвратимо! И даже рассказать об этом невозможно. Кому? Антипу? Это смешно! Маме Ире? Она тут же объявит всему городу, что диагноз, поставленный ею при моём рождении, подтвердился. Упечёт в психушку навеки. Там уж точно не спрятаться от НЕГО, запредельного, всепроникающего, бесконечно жестокого…»

— Антипка, забей косяк. Раскумаримся…

Посреди ночи Янка очнулась от ослепительной вспышки света. Прямо над головой возвышался сотканный из светящейся плазмы воин-великан, сверкающий, как гигантский бенгальский огонь. Раздвигая головой потолок, он занёс над ней огненное копьё величиной с берёзу. Янка не услышала своего отчаянного крика. Только тихое потрескивание раскалённого воздуха нарушало ночной покой притихшей хрущёвки. Взгляд невидящих белых глаз будто проникал в сознание. Преодолев голосовой спазм, Янка сорвалась на визг. Вместе с голосом вернулась и возможность двигаться. Словно прорывая невидимые путы, она скатилась с края и забилась под диван. Но этот трюк не отпугнул воинственно настроенного призрака и не разбудил причмокивающего во сне Антипа. От потустороннего жуткого взгляда фантома будто отвратительно мерзкие черви копошились в Янкином мозгу, а затем вытекли наружу и расползлись по комнате, затаившись до времени в каждом тёмном углу. Призрак распался на искорки и тихо растаял, а Янка ещё долго колотилась в холодном поту, боясь высунуться из-под дивана, беспрерывно шепча в безумном исступлении: «ЯНАГРАНИ… Я-НА-ГРА-НИ…»

Первое, что увидела утром, едва открыв глаза — стоящий посреди комнаты вместо стола мотоцикл «Ява», сделанный из чистого золота. Судорожные попытки растолкать Антипа, как обычно, ни к чему не привели. Пытаясь справиться со сбившимся дыханием, Янка двинулась вперёд, протягивая дрожащие руки к новоявленному чуду. Прикоснувшись к холодному блестящему боку мотоцикла, она несколько секунд стояла, не веря своим глазам. Наконец картинка дрогнула и стала меняться. Когда взгляд прояснился от наваждения, Янка увидела, что стоит перед столом, на котором лежит пачка сигарет «Золотая Ява». По спине пробежал лёгкий холодок.