Ольга смотрела на птиц, но будто сквозь них. После слов Хрома о том, чем закончился вечер, когда они с ней познакомились, попросила закурить и долго сидела, водя пальцем по краю чашки, которую он дал вместо пепельницы. В какой-то момент губы у нее скривились, и Хром морально приготовился к поиску успокоительных в аптечке машины.
– Сколько же вокруг меня смертей, – вздохнула она.
Но потом нахмурилась, поморгала и быстро взяла себя в руки. Хром даже проникся уважением к женщине, воспитанной в другую эпоху, – прямо железная леди какая-то.
– Этот их, главный, перед тем как выйти на вас всех, как раз и спрашивал у меня про шкатулку, – прервал ее молчание Хром, и Ольга снова заморгала, будто просыпаясь. – Ты же знаешь, что это за шкатулка и что в ней. Такая резная, белая, из кости.
– Из-за нее все так вышло?
После этого она Хрому и рассказала историю об отце – хоть и скупо, явно через силу, – про то, как он привез из экспедиции черный камень в этой шкатулке (сомнений, что именно в ней, не возникло, ведь Хром ее подробно описал) и после этого жизнь изменилась. Как пыталась спрятать проклятый камень, но сделала только хуже и из-за этого погибли те, кого она любила.
– Отца обвинили в измене, никто из коллег за него не заступился, – вздохнула Ольга. – А потом я пошла к Кольке за камнем, хотела доказать, что вот оно, ископаемое, что копать там нужно… важно… Как будто тех образцов и отчетов, что отец носил в управление целых два месяца после приезда, им оказалось мало! Отец не мог ошибиться, в Бырранге богатые залежи угля, металлов, золота.
– И как, доказала? – спросил, хмурясь, Хром.
– Не успела.
Больше Ольга ничего не рассказала – Хрома теперь волновал тот камень, но добыть из этой мадам информацию оказалось делом нелегким. Он чувствовал, как трудно ей вспоминать прошлую жизнь. Душевные раны ее открылись и мешали сосредоточиться на деталях. Во время всего монолога с продолжительными паузами, в который Хром старательно не влезал, не считая пары уточняющих вопросов, Ольга курила и смотрела в окно на все тех же синичек, только уже скачущих по ветке рябины. Ветка давно была голой, ягоды птицы склевали после первых заморозков, но Хром словно видел красные-красные гроздья и желтые-желтые грудки синичек. Вспомнилась желтая шапка Антоши и красный снег.
– Как все произошло? – спросил Хром, и она вдавила окурок в чашку и вздохнула.
– Не хотела я это вспоминать, тяжко мне от этого. Отца арестовали, направили на исправительные работы, потом в сорок первом лагеря эвакуировали, след потерялся. Дальше я не знаю – война. Нашла следы до лагеря, а потом как сгинул. Сгубили его. А я… а Колька… – она всхлипнула. – Я тогда девчонка совсем была, в науку только верила, а в это все мракобесие с шаманами – никогда! Подумай только, мы, советские люди, осваиваем новые земли, новые высоты, все на общее благо, потому что победа над необразованностью… – она сделала жест рукой, словно в досаде на саму себя. – Словом, духи, спиритизм, шаманы – это ненаучно. Но тех, кому в руки попадал этот камень, будто подменяли. Надо было сразу от него избавиться. Это я только потом поняла.
Монолог она завершила не менее скупыми фразами об отце, который потерял облик человека, которого она знала, а о своей смерти сообщила и того меньше:
– Нету там ничего, Василий. Темнота. И холодно. А потом как будто мама меня позвала, я обернулась – и больше ничего.
У Хрома было еще много того, о чем он бы хотел спросить прямо сейчас, дабы прояснить несколько моментов, особенно, что случилось с Ольгой после того, как она спрятала от отца шкатулку, и подробности того, как все-таки погибла сама. Но в окно вдруг врезался снежок, и Ольга подскочила на стуле от неожиданности.
– Кто там? – спросила она, и глаза Шизы, вечно прищуренные, когда он задавал вопросы, сделались огромными, как у персонажа из мультика.
Хром хмыкнул:
– Свои, наверно.
Когда он открыл задвижку на калитке, то в пушистом мехе на поднятом капюшоне куртки – напротив стоял человек-пингвин – не сразу рассмотрел лицо Винни.
– Забурились вы, конечно, – укоряюще сказала она, шагая во двор. – Еле нашла, как Шиза адрес скинул. Таксист только до развилки довез, дальше не поехал, занесло все. Стучу-стучу – не слышит никто, звоню – не отвечаете.
– Телефоны на зарядке, – сказал Хром, забирая у нее тяжелый пакет, судя по всему, с картошкой. От мысли, что сегодня он поест жареной картохи, да еще под грибы Богдановой тещи, в желудке екнуло. – А мы разговаривали сидели.
– Разгова-а-аривали, – протянула Винни. – Подружились, пока меня не было? Может, мне обратно свалить, дальше будете разговаривать сидеть?
Хром цокнул, глянул на ее смешные валенки, на торчащий из-под меха капюшона нос и не смог удержаться от того, чтобы не стянуть этот капюшон назад и не взъерошить короткие волосы на ее затылке.
– Ну блин! – Она резко отпихнула его руку, но на секунду улыбнулась, хотя с уставшими глазами, без следа косметики на бледном лице, Винни напоминала зомби из сериала про «ходячих».