Шизофрения

— Господи! — возмутился Онуфриенко. — Чему вас в институте учили? Кто же внушением занимается, употребляя частицу «НЕ»? Повторяй: «Мне тепло, мне очень тепло, мне жарко! — потребовал он. — И ноги снегом растирай.

— М-м-не т-т-епло, м-м-м-не о-ч-ч-ень т-тепло, — начала повторять Александра.

— Вот так! Умница! Держись! Я уже в поселок въезжаю! — почти прокричал он…

Свет фар на дороге перед домом, звук мотора, скрип снега под колесами…

«Спасена», — поняла она, с трудом передвигая ноги в сторону калитки.

— Ты чего тут, готовилась в мультфильме Снежную Королеву сыграть?— почти весело спросил Онуфриенко, подбегая к ней, но, увидев кошку, расплылся в умильной улыбке и даже хотел засунуть руку в карман за угощением, однако, взглянув на спасаемую, решил не терять времени и больше не шутить, подхватил ту на руки и понес к машине.

Освобожденная кошка сиганула в сторону. Александра упала на заднее сиденье и провалилась в спасительное тепло…

* * *

— Досточтимый Магистр, Астролог с компанией собираются сделать это в марте в Египте в день весеннего солнцестояния в каких-то «Светочах».

— Где это?

— Можно предположить, что они имеют в виду Великую пирамиду.

— Следите за ситуацией. Удалось ли найти графа и эту, как ее там, помощницу?

— Клариссу.

— Да-да, Клариссу.

— Пока нет. Но есть информация, что они где-то на Тибете.

— Вот именно — где-то. Тибет — это не квартира и даже не Париж. Подключите наших китайских друзей. Что со статуей, которую сделал граф? Удалось ее забрать?

— В доме, по-прежнему, круглосуточная полицейская охрана.

— А русская мадам доктор?

— Она в Москве, но сменила телефон. На ее имя номер вообще не зарегистрирован. На работе и в квартире у матери не появляется. Говорят, она в отпуске. А главный врач — ее приятель — где-то на горных лыжах катается.

— Может быть, у нее есть еще жилье?

— Может и есть, но нигде не зарегистрировано. Наши друзья говорят, что у них там сейчас «дачная амнистия».

— Что это означает?

— Это означает, что нет единого полного реестра загородной собственности и земельного кадастра, а в рамках «амнистии» зарегистрировали собственность процентов десять-пятнадцать граждан.

— И когда процесс завершится?

— С их бюрократическими проволочками в лучшем случае через десяток лет.

— А что, в России у нас нет друзей в силовых структурах?

— Есть. Но у них много чего поменялось. Деньги их больше не интересуют.

— Как забавно! И что же тогда их интересует?

— Только власть.

— Хм, может и нам пора в Россию перебраться?

* * *

Толстое ватное одеяло не согревало. Линялая байковая пижама, потерявшую форму и окраску в борьбе за долгожительство — тоже. Александра лежала, свернувшись калачиком, силясь унять крупную дрожь в теле и неприличное клацанье зубов, которые, движимые руками невидимого барабанщика, выбивали дробь, отказываясь замирать и при открытом, и при закрытом положении рта. Она слышала, что в ванной льется вода, а на кухне гремят кастрюли, в которых, наверное, Сашечка опять будет варить перловку.

«Ну, и пусть, — думала она равнодушно, отпустив мысли гулять по комнате. — Лучше умереть от каши, чем от холода». Прикрыла глаза. Почувствовала прикосновение к ступням ног, но глаза открывать не стала.

— Здесь не больно? — услышала голос Онуфриенко.

Покачала головой.

— А прикосновение почувствовала?

Кивнула.

— Это хорошо. Может, выживешь, — с нарочитым оптимизмом в голосе сказал он.

Александра пожала плечами и снова затряслась от прокатившейся по телу волны озноба.

— На пол ложись!

Край одеяла отлетел в сторону.

— Зачем это? — попыталась возразить она, снова натягивая на себя одеяло, но повернув голову, обнаружила на ковре рядом с кроватью уже расстеленный шерстяной плед.

— Да ладно, ложись, говорю! Я массаж сделаю, — Онуфриенко начал энергично растирать ладони.

Александра помотала головой и запахнула пижаму на груди.

— Нужна ты мне больно! — Сашечка состроил пренебрежительную мину.

Она хотела возмутиться, но не смогла, потому что снова заклацали зубы.

— Ладно, пижаму можешь не снимать, — сжалился он.

Со вздохом она опустилась на пол, легла на живот, но глаза закрывать не стала, а повернув голову, наблюдала как Сашечка зажигает ароматические палочки и ставит по две в ноги и в изголовье. Тоненькие струйки дымящегося серпантина приятно защекотали нос.

— Ну, значится, начали, — услышала его голос и почувствовала, что пижаму с нее все же снимают, а потом щедро поливают спину маслом и втирают в кожу… Закрыла глаза…

— Сейчас, моя хорошая, сейчас согреешься, — слышала как приговаривает Онуфриенко, выгоняя из ее тела озноб и холод, на смену которым пришло легкое покалывание и отрешенность, которые уносили еще не оттаявший мозг в мир спокойствия и безразличия…

В полузабытьи почувствовала, что в рот ей вливают напиток, похожий на чай с молоком и… солью? Хотела было сказать что-нибудь про гадость, которой он вечно ее пичкает, но провалилась в расслабленное небытие…

* * *