Но они манили: листья были живыми, деревья – живыми. И листья, миллионами нитей связанные с его телом, сидевшим на подоконнике, веером поднимались и опускались; а когда ветка распрямлялась, он тоже распрямлялся. Воробьи, порхающие, шныряющие и разлетающиеся словно изломанные струи фонтанов дополняли этот узор – бело-голубой, перечёркнутый чёрными ветвями. Звуки выстраивались в заранее продуманные гармонии; паузы между ними были столь же значимы. Заплакал ребёнок. Тут же в дали прозвучал рожок. Всё вместе означало рождение новой религии…
Страшась разлукой с женой и жизни в «доме умалишённых», он вылезает из окна совей квартиры, на мгновение замирает на подоконнике, а затем бросается вниз, падая на ржавые шипы перил внизу.