Шизофрения, передающаяся половым путём

Усталые больные обезьяны, по клетке туда-сюда, устраивающие свару из-за ерунды, из-за того, что столкнулись Броуновским. Уклоняющиеся здоровые обезьяны от государственных повинностей скучают, ожидая конца своего короткого срока пребывания (пара недель), осмысленно стреляют сигареты. Проявляющий буйство под уколом привязан к донельзя вонючему матрасу (спальные принадлежности тут все такие – отстирать их невозможно) на металлических кроватях в высоких палатах с убранством постсоветского интерьерного антуража.

Безмолвный и молвный монотонный скот. Бормочущий, рассуждающий, совершающий нелепые действия, ходящий и ходящий, сидящий и лежащий, страдающий, молчащий, кто курящий в прокуренном насквозь пещероподобном сортире.

Перенаселённый скоп. Кто смотрел в окно, кто напрашивался на работы за сигареты или ещё какие-либо ништяки («конфеток», «печеньица»), кто уже работал, получив наряд от Души. Какая-никакая, но всё-таки – Скука. Ровно до момента чьего-либо обострения кратковременного с обязательством связать, привязать, увязать, ограничить, а и последующего медсестринского: уколоть препаратом. По протокольному врачебному этикету.

У санитара, с которым мы напарники и которого окрестил именем-прозвищем: «Экзекуция», девиз был прям и чёток: ускоряй время – а служба себе пройдёт, копейка звонко сунется на развратное потом дело саморазрушения, а и наслаждения.

Перенаселённый. От этого и не так спокойно, как должно быть.

Экзекуция ростом/комплекцией чисто ровня мне: квадрат челюсти, широта плеч, высокий рост. Разве что кулаки у него помноженные в разы – словно молоты с шипами-костяшками, голова с выпуклым лбом и сутулость неандертальца. При этом он служебно сообразителен, отчасти обаятелен, словоохотлив, в деле своём профессионален. От него веяло: «не влезай, не шали, лишнего не говори» – «очи долу, сказал». Экзекуция мастерски вязал, точно и ёмко бил, расталкивал как кегли мешающих в коридоре. Грабастал лапой за спину и оттаскивал, поддевал и швырял от себя. Лопатой-ладонью сбивал ударной волной до сотрясения.

Мы сидели с ним за мерзотно-бликующим столом. Прозрачность на этом коричнево-отвратном столе облуплялась, символизируя.

Два лезвия, соединённых оголённым проводом с торчащей на конце вилкой – кипятили в гранёных стаканах воду. Пакеты чая окрашивали кипящую воду в терпкое, причудливым дымом внутри. Дешёвые конфетки, дешёвые печеньица.

Мы выпили и познакомились.

Экзекуция был рад. Понимал причину его симпатии авансом: мы ведь уловимо похожи, к тому же избранная мной ветвь поведения с ним – это мимикрия под его речь, то бишь – мы будто были и внутренне похожи. Это укореняло в нём понятие, что мы одной стаи.

На поверхности объяснение всем вам: с ним мне работать, сосуществовать. И неясно – сколько времени. Поиск нужного мне настоящего Доктора, обращение настоящего Доктора к себе, подкуп, откуп и привержение к своим внутренним демонам и получение истинного способа излечения может стать очень долгим процессом.

Экзекуция быстро и верно задал мне паттерны поведения и работы: резкие окрики, как с детьми, как с пьяницами; резкие же осады наглых с тычком дрессировки; чёткие указания условно адекватным. Следование разграничениям: кто за белым билетом; кто от срока пенитенциарного; кто действительно пришел искать помощь; кого привели её искать; кто заблудший в поисках пищи-крова; кого пристроили.

Сколько людей – столько и мнений здесь обитать.

Любое нестандартное молчание, изменение сознания, крик, обострение: вязка. Так вернее, так пресекается. И, как штрих: приставить свитой прислугу за малое вознаграждение (или великое наказание), чтобы убирал, мыл, относил. Здесь дикая инфляция труда. Затрачиваемые кДж/ккал не соотносились полученным оплатам.

Адекватные с этого собирали забавный опыт.

Было бы, конечно, лучше, если бы все эти группировки обитали более раздельно, но таков уж кризисный период жизни страны и диспансера: в тесноте, негабаритности, обиде, толчее, густой жиже непринятия и тоскливом желании перемотать стрелки вперёд.

Авось, как-нибудь, да устаканится, – соврал и себе тоже.

13

Это прошлое время. 1 января такого года.

– Бабушки, дедушки есть? Есть, кому позвонить?

Милиционер сел возле меня на корточки. От него еле ощутимо веяло алкоголем, в глазах – настороженность и лицо выражало чувство… обиды?

– Был Большой брат.