Шизоидные явления, объектные отношения и самость

Теперь она стала испытывать острую тревогу в связи со мной и своим мужем, и смысл ее замечания по поводу тревог о любви стал понятен. Я объяснил ей, что она была бессознательно убеждена в том, что если она кого-либо полюбит, то этот человек умрет и она его потеряет; кроме того, она также считала, что не имеет права чем-либо наслаждаться и с трудом может позволить себе живо радоваться. Как если бы ее мать постоянно ей твердила: «Перестань смеяться, а не то через минуту будешь плакать». Она ответила: «Это в точности то, что они мне всегда говорили». И действительно, она редко смеялась и считала, что не должна испытывать радость. Ее мать была причиной ее состояния. Мать овдовела через пару лет спустя после рождения пациентки, прожила трудную жизнь и была неуклюжей, работающей на износ, сдержанной женщиной, которая безрадостно переносила тяготы жизни, обеспечивала материальное положение семьи и не осознавала свои эмоциональные потребности. Ранее в анализе пациентке приснилось, что

«она вошла в комнату, где ее мать и сестры разговаривали друг с другом и полностью игнорировали младенца, лежащего на столе. Она подошла к столу, легла на младенца и стала с ним одним целым».

Она росла, и, чтобы избежать деперсонализации вследствие полного отсутствия каких-либо подлинных связей, должна была цепляться за мать, создавая некое подобие взаимоотношений. Она не могла получить любящего отклика, поэтому привязалась к матери из «чувства долга». Она считала, что никогда не должна покидать свою мать, должна оставаться дома и присматривать за ней, и стала пассивной, застенчивой, молчаливой, держащейся в тени девушкой. Первое и единственное крупное восстание против такого образа жизни произошло, когда ей было 16 лет и она ответила на зов любви. Смерть молодого человека породила у нее сильное чувство вины. Она никогда ранее не позволяла себе отдаляться от матери в связи с перспективой замужества, и смерть молодого человека была ее наказанием. Она чувствовала свою вину как по отношению к матери, так и по отношению к молодому человеку, и ее переполняла депрессия такой тяжести, которая сделала бы жизнь невыносимой, если бы у нее постепенно не завязались дружеские отношения с другим молодым человеком, за которого она впоследствии вышла замуж. Это позволило ей похоронить травму и депрессию ее первой трагической любви. Она отложила в сторону письма своего первого молодого человека и никогда их не перечитывала, т.е. вытеснила их из своей памяти. Однако безопасность ее брака обеспечивалась тем, что она была совершенно неспособна получать от брака или от чего-либо другого удовольствие. Наслаждение жизнью привело бы к высвобождению потока вины и депрессии. Теперь, после длительного анализа, когда она снова начала «испытывать чувства» и уходить от своего шизоидного, бесчувственного состояния, ей пришлось столкнуться с тем, что она была вынуждена воскресить и пережить заново свою вытесненную депрессию и вину. Каждый раз, когда ее муж был в отъезде, она тревожилась за него. У нее существовало бессознательное убеждение в том, что своим браком она выражает плохое отношение к матери, что ей не следовало соглашаться на этот брак, и она должна понести за него наказание. Так ее анализ кратко повторил развитие от шизоидной к депрессивной позиции и открыл путь для дальнейшего продвижения к нормальным взаимоотношениям, хотя лишь после того, как была проанализирована ее депрессия, она смогла более глубоко погрузиться в анализ шизоидных проблем.