Шизоидные явления, объектные отношения и самость

Из этого ясно, что причина повторяющихся сновидений заключается в том, что ночью, во сне, когда спит все вокруг, внутренне изолированный человек чувствует, что он упадет в пустоту своего лишенного базисной взаимосвязи состояния. Он должен либо продолжать бодрствовать, что-либо обдумывая, либо, как сказал один пациент, «каждый час просыпаться, чтобы убедиться в том, что я все еще здесь», либо же заниматься фантазированием сложных историй, в которых он контактирует с внешним миром, таким образом сохраняя бытие своей «самости». Такие грезы являются ночным эквивалентом дневного навязчивого мышления и определенно становятся исполнением желания, так как в сновидения вводятся объекты для того, чтобы индивид чувствовал себя реальным, а его ментальная активность служит доказательством его бытия и отвергает переживания нереальности и изоляции. Однако само «осуществление желания» ничего не говорит о тяжести борьбы за сохранение себя в качестве жизнеспособной личности, когда, как это однажды выразил более тонко чувствующий пациент: «У меня такое чувство, что внутри меня вообще нет Я, что я просто ничто». Есть другой тип грез, от которых человек получает удовольствие, а не использует как защиту от распада.

Именно отсутствие базисной взаимосогласованности эго делает для людей невозможным находиться в одиночестве без паники. Тогда «компульсивное фантазирование и мышление», днем либо ночью, будь оно эксцентричным или рациональным, является частью борьбы за сохранение себя психически живым. В описанном выше случае обсессивная пациентка чувствовала себя вне базисного контакта, так что любой мимолетный страх заставлял ощущать себя «отлетающей», опасно уходящей в себя и отчужденной. Ее обсессивная упорная работа для поддержания чистоты в доме была заполняющей каждый момент активностью, чтобы сохранить контакт с реальностью повседневной жизни. Когда такая деятельность стала затруднять ей жизнь, она побуждала себя к еще более упорной борьбе против грязи, развивая навязчивый страх грязи. Куда бы она ни направляла свой взгляд, ей казалось, что она должна сражаться с грязью, что заставляло ее снова и снова чистить одни и те же вещи, чтобы убедиться в их чистоте. Она могла обходиться без этого лишь в том случае, когда муж находился рядом и высказывал ей одобрение, т.е. помогал ей чувствовать себя реальной и в контакте с ним, хотя она все еще нуждалась в своей обсессии по поводу чистоты, чтобы держать его при себе. Об этом фантазировании «о плохих вещах» она говорила как о голосе или фильме, прокручивающемся у нее в голове. Она нуждалась в том, чтобы муж говорил ей «о хороших вещах». Здесь мы видим структуру, состоящую из трех частей: хорошие фантазии как защита против плохих фантазий, которые сами по себе служат защитой против нереальности, деперсонализации, пустоты, утраты эго.

Таким образом, «отсутствие одиночества во внутренней реальности» — это то же самое, что фантазирование о хороших объектах или о любых других объектах. Мы вынуждены проводить различие между «навязчивым тревожным защитным мышлением» и просто «приятным воспоминанием о хорошем переживании». Предположительно, находящийся в одиночестве ребенок может некоторое время «галлюцинаторно представлять себе грудь» или «вспоминать мать» с удовольствием и не чувствовать себя одиноким, если его не оставляют одного слишком надолго. Если это происходит, «приятное воспоминание» может постепенно вырождаться в навязчивое фантазирование с целью заполнения пустоты», закладывая основания будущим навязчивым и другим неврозам. Если младенца не оставляют надолго в одиночестве и мать приходит и подкрепляет его «приятное воспоминание» возобновленным хорошим переживанием, и, если продолжительность ее отсутствия соразмерна с его способностью чувствовать себя в безопасности, когда ее нет рядом, тогда происходит развитие фундаментального чувства контакта и безопасности» и уверенности во внешнем мире как в «благоприятной среде». Фэйрберн сказал об этом, что хороший опыт эго ведет естественным образом к хорошему развитию эго, а не к потребности интернализировать объекты. Каждый аналитик знаком с этой проблемой «продолжительности отсутствия», неожиданно возникающей как чувство пациента, что он утрачивает аналитика между сессиями. Это может в действительности представлять собой непреднамеренное припоминание отсутствия матери в младенчестве.