Это утверждение ясно показывает, что развитие теории эго как функции персональных объектных связей произвело к настоящему времени настоящий переворот в психоаналитическом мышлении. Винникотт это понимал, ибо он пишет: «Существующая психоаналитическая литература пока не включает в себя те положения, которые я выдвигаю». Вопрос о том, «что такое жизнь», вызывает изумление, будучи задан в контексте классической психоаналитической теории. Единственный ответ, возможный в рамках этой теории, гласил бы, что смысл жизни связан с уменьшением порожденных инстинктивными влечениями напряжений, в соответствии с «принципом постоянства» (утверждающим, что организм всегда стремится свести напряжения к минимуму). Неадекватность и даже абсурдность такового ответа очевидна, ибо он не передает никакого смысла взаимоотношений и привязанности людей. Он также не дает ключа к ценностям культуры, созданной людьми на протяжении многих веков, о чем и говорит Винникотт.
Чтобы это объяснить, он возвращает нас к знакомой концепции «переходного объекта», краешка одеяла, мягкой игрушки или чего-либо еще, с чем не хочет расставаться младенец. Он говорит:
«Когда мы наблюдаем за использованием младенцем переходного объекта, первого не-я обладания, то наблюдаем как первое использование ребенком символа, так и его первый опыт игры».
Значимость этого наблюдения осознается сразу же, как только мы припомним, что вся «культура» состоит из продуктов усилий, на протяжении многих веков, достичь «символического выражения» полноты своей «персональной жизни». Культура — это символическое выражение того, что является персональным смыслом, по контрасту с наукой, которая является безличным, нейтральным, неэмоциональным описанием материальных фактов, которые имеют утилитарную, но не персональную значимость. (Слова, математические знаки и т.д., о которых обычно говорится как о символах, являются таковыми, но в смысле, совершенно отличном от тех символов, которые служат для представления персональной реальности. Есть разница между математическим уравнением и поэмой или картиной, которые содействуют еще более глубинному переживанию нами человеческого бытия.)
Отсюда следует, что «культура», все искусство и все религии человечества — это «игра». Это означает не упрощенное представление о культуре, а открытие громадной значимости «игры» в начале жизни. В действительности ребенок по-настоящему «живет» именно «играя», а не при осуществлении рутинных биологических функций, таких как еда, дефекация, сон и т.д., которые сохраняют тело живым и здоровым. Игра принадлежат к области развития личности. Ребенок экспериментирует с самим собой и взаимодействует с ровесниками в поисках ответа на вопрос, что такое жизнь и что делает жизнь осмысленной. Вот почему дети играют в матерей и отцов, учителей и ученых, врачей и сестер и пациентов, ковбоев и индейцев. Они исследуют диапазон переживаний в различных личностных связях, так что есть прямая связь между игрой детей и социальными и религиозными ритуалами взрослых. И те и другие исследуют невесомую реальность человеческого бытия в личных отношениях, сферу реальности, в которой не может действовать наука; ибо когда она пытается это делать, то лишь деперсонализирует бытие, как, например, в бихевиоральной психологии.
Личность начинает развиваться, когда младенец впервые начинает отделять себя от матери и открывать себя и ее и связь между ними. Я выскажу эту мысль словами Винникотта: