Шкатулка

— А ты не въезжай. Лучше вот смотри: это педаль сцепления, по-иностранному — амбриаж (звучит?). Сначала выжимай сцепление, включай первую скорость, отпускай сцепление и подавай газ. Ступни ног работают как ножницы, плавно, мягко. С машиной надо обращаться нежно. Она это любит и платит безотказной работой. Поняла? Действуй.

После теории — первая попытка стронуть машину. Почувствовав движение, Мила испугалась новому ощущению. Она стала шарить ногой, ища педаль тормоза.

— Сцепление, тормоз, — подсказала Вера Анатольевна. — Голос ее звучал громко, но спокойно. — Молодец. Отдохни. Попробуем еще раз.

Через полчаса у Милы начали дрожать колени. Она раскраснелась.

— На первый раз хватит, — скомандовала Вера Анатольевна. Они поменялись местами. — Не возражаешь, я закурю?

— Конечно, курите, пожалуйста. На меня дым не действует.

Вера Анатольевна закурила, Мила потянула носом:

— Приятно пахнет.

Вера Анатольевна рассмеялась. Ее улыбка, известная тысячам людей, обнажила ряд ровных белых зубов.

— Вы очень красивая, тетя Вера, — любуясь ею, сообщила Мила.

— Была! Лет двадцать тому назад. Это все, — она указала на свое лицо, — плоды ежедневных стараний и ухищрений. Актриса должна держаться на уровне… Хорошо было в молодости — надела туфли на каблуке, подкрахмалила блузочку — и ты красавица. А сегодня я у массажистки три часа сижу. Вот как.

— Зато результат какой! Вот мама одних с вами лет, а выглядит гораздо старше вас.

— Твоя мама совсем другой человек. Меньше всего ее беспокоила собственная внешность. Ты знаешь, я ее однажды, когда ты еще совсем маленькая была, затащила в парикмахерскую. Тогда в моде была шестимесячная завивка. Уж она упиралась! Уж так не хотела даваться мастеру. А как расплели ей пучок ее воробьиный, как отсекли ее хвостики, она аж расплакалась. Так и вышла из парикмахерской в кудельках и с красными глазами. Я ей говорю: давай нос припудрим. Она — ни за что!

— Да, косметику она не признает. И мне не велит ресницы красить. Боится, что заражение глаз получится.

— И все-таки она была красивая… По-человечески. — Вера Анатольевна задумалась. — Кавалеров не имела. Зато друзей — позавидуешь! У тебя, мне кажется, с кавалерами тоже не густо?

Мила промолчала.

— Ничего! Дело поправимое. Вот научишься водить машину, будешь брать у меня когда захочешь. И пусть все эти юноши слепые, нехорошие, увидят, какая ты интересная девушка. Десять уроков, и ты эту премудрость освоишь, я уверена. У тебя самое главное достоинство: не смотришь на педали и ручку переключения. Только на дорогу.

— За что вы со мной такая щедрая?

— Ты дочь Нины, моей единственной, верной фронтовой подруги. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. У меня суматошная жизнь. Мне некогда поговорить с дочерью моей единственной подруги по душам. Я хочу быть тебе полезной хоть в этом.

— Хорошо, тогда я буду мыть вам автомобиль. Чтобы он всегда блестел, идет?

— Замечательно!

Дверь им открыл Сергей Петрович:

— Смотрю, подкатывает лимузин, выходят две дамы с тортом — пригляделся, а это вы. Здравствуй, Верочка! Ты чудесно выглядишь.

Вера Анатольевна отдала ему коробку:

— Спасибо, Сережа. Ты тоже мог бы слегка поправиться. Продолжаешь бегать по стройке больше всех?

— Умный руководитель на бегает, он других посылает, — отшутился Сергей Петрович.

— Тогда подавай нам чай!

Пили из маминого сервиза, который в прошлом году отец принес на Восьмое марта: тонкие чашечки-скорлупки, разрисованные нелепыми розово-зелеными цветами с яркими пятнами позолоты. В тонкостях рисунка отец не разбирался. Но, уловив мамино замешательство при виде сервиза, сообщил немалую его цену. Решили не дрожать над дорогостоящим набором, и вскоре он поуменьшился на несколько разбитых, поколотых при мытье предметов.

— У Милы все данные для автовождения, — уверяла Сергея Петровича гостья. — Увидишь, скоро она будет раскатывать по вашим закоулкам, как принцесса.

— На твоей машине? — спросил Сергей Петрович.

— Пока на моей.

— Я боюсь, Вера. Такое движение в городе, столько аварий. Нет, не надо девочке ездить. Тебе, конечно, спасибо. Но я боюсь. Это небезопасно.

— Чудак-человек! Милу надо расшевелить. Она сонная, тихоня, словно ей не двадцать лет. За нею сейчас мальчики толпою должны ходить.

— Это не главное в жизни, — заявил Сергей Петрович.

— В жизни все главное.

— По-твоему, девушка только о кавалерах и должна беспокоиться?

— В ее годы непременно!

— А работа? А призвание?

— Одно другому не мешает. Даже наоборот. Вот я, например, если не чувствую, что меня любят, мною восхищаются, я просто хирею, чахну. И ищу способ, как заполучить эту любовь, начинаю работать втрое больше.

— Ты актриса. Это естественно, — заключил Сергей Петрович.

— А она библиотекарь. Ну и что? Значит, сиди и не рыпайся? Впрочем, что мы с тобой судим. По-моему, девочке очень понравилось быть за рулем. Правда, Мила?

Мила кивнула и посмотрела на отца.