К счастью, подоспел Роальд. Обирая с себя обрывки потоптанной картофельной ботвы, Шурик присел на корточки. Его трясло. Роальд хмуро сказал: «Сашку ранили». И кивнул в сторону дома.
Сашка Скоков боком лежал на старом половике, брошенном под перила деревянного крылечка. Вышедшая луна ярко освещала запущенный двор и повязанных подельников Соловья. Рядом с ними стоял, нервно потирая длинные руки, хозяин дома – спившийся мужичонка в потасканной телогрейке. Без перерыва, сам себя не слыша, он повторял одно и то же: «Чего ж вы, а? Чего же вы, а?» Несло от всех от них перегаром, кислятиной, влажной землей, кто-то из милиционеров вызывал скорую, у всех были злые лица.
«Ты как?»
Скоков хмыкнул: «Да ладно…»
Удивление Скокова доконало Шурика.
Он даже курить не стал. Он просто вернулся в огород.
Костя-Пуза в наручниках лежал в истоптанной картофельной ботве и злобно скрипел зубами. «Ты, мент! – шипел он в сторону Роальда. – Я тебя поимею!» Роальд молча курил. Впрочем, увидев Шурика, он окурок смял и бросил в ботву, а Шурику сказал: «Мотай отсюда». Тогда благодушный милицейский капитан, спустившийся с крылечка и очень довольный тем, что ранен не его человек, заметил: «Чего ты его гонишь? Пусть набежит разок».
Шурик с маху пнул Соловья в живот.
Крысы! Паскуды! Черви! Ну почему так? Отчего так? Что позволяет крысам и паскудам, червям склизким плодиться так неутомимо? Шурик бил ногами хрипящего, катающегося в картофельной ботве Костю-Пузу, а милицейский капитан благодушно придерживал за плечи хмурого Роальда: «Да ладно, пусть еще набежит разок».
Крысы! Подонки! Плесень!
Ладно… Хватит воспоминаний…
Шурик ответил по телефону Роальду и с кружкой в руках вышел на балкон.
Смеркалось. Душно несло влажной травой, вялыми листьями. За кустами сирени Константин Эдмундович, первооткрыватель, а может, первопокоритель, упорно гнался за каменным пионером, держа в откинутой руке серп.
Из кафе доносилось:
«…пришел, значит, мужик в столовую…»
«…да сгорит она, сгорит… – сипло перебивал рассказчика Лигуша. – Уже на той неделе сгорит…»
Уходя от Шурика, Лерка сказала: ты работаешь на помойке, тебя убьют на помойке, тебя не могут не убить. Жена всегда права. Ты столько дерьма пересажал, сказала Лерка, что тебя уже не могут не убить. Чем больше дерьма вы сажаете в тюрьмы, тем больше его вываливается обратно.
Затренькал телефон.
Достал Роальд, никак не может угомониться.
Шурик вернулся в комнату и снова поднял трубку.
– Ты уже лег? Это я, твоя ласковая зверушка… Чувствуешь, какая я в твоих руках нежная и гибкая? Это всё потому, что в прежней жизни я была настоящей сладенькой кошкой…
– Да ну? – удивился Шурик. – Ты это точно знаешь?
– Конечно, котик… – простонала невидимая собеседница, опаляя Шурика огнем неземной страсти, и задышала тяжело, неровно, многообещающе: – М-м-м-м-м-м-м-м. Ты у меня обалденный… Я сразу решила: тебе отдамся… Куда ни гляну, везде ты… Глаза закрою, так и стоишь…
«Барон… Барон…» – донеслось с улицы.
Наверное, я схожу с ума, догадался Шурик.
Не надо было мне ехать в Т., я тут когда-то уже сходил с ума.
Шурик был уверен: звонила Анечка Кошкина. Правда, в автобусе ее голос звучал низко и злобно, а сейчас напоминал Эолову арфу, морской накат. М-м-м-м-м-м-м-м. Анечка умоляла: «Не набрасывайся на меня сразу… Подразни свою девочку…»
– Вы не ошиблись телефоном?
– Ой! А куда это я попала?
– А куда вы целились?
– Сорок семь три?
– Извините, ошибочка вышла.
– Я в суд подам на телефонную станцию!
– Да ну, мараться-то, – сказал Шурик. – Я все равно собирался вам позвонить.
– А предоплата? – сразу изменила тональность Кошкина. – Я без предоплаты не работаю. Я не шлюха. Я помогаю хорошим стеснительным мужчинам преодолеть их комплексы.
– А выбор?
– Какой выбор? – опешила Кошкина.
– Есть у вас разрешение на работу с хорошими стеснительными мужчинами? Судя по вашему молчанию, нет, правильно?
– Вы это к чему?
Шурик усмехнулся:
– А к тому, что у вас могут быть проблемы. Дошло?
Кошкина все еще сопротивлялась:
– Пока не очень.
– Впрямую указать?
– Уж будьте так добры.
– Разрешения у вас нет, сами понимаете. А я, например, могу вернуть вам хотя бы стоимость хрустального рога.
Анечка Кошкина ошеломленно выдохнула:
– Вы что? Неужели так? Вы правда от Кости?
– С этого и следовало начинать, – удовлетворенно заметил Шурик. То, что Анечка Кошкина назвала имя Соловья, ничуть его не удивило. – Хорошо бы теперь нам увидеться.
– Только не сегодня.
– Почему не сегодня?
– Ну, вы же видите, я на дежурстве.
Шурик не стал спрашивать, где это она дежурит.
– Завтра в два, – сказал он, опасаясь, что Кошкина раздумает. – Около «Русской рыбы».
Шурик допил пиво и снова выдвинулся на балкон.