Шкатулка с бабочкой

— О, практически все — от Золя до Гарсия Маркеса.

— На испанском?

— Не будь смешным. Я давным-давно забыла свой испанский. — Она засмеялась.

— Это позорно.

— Вовсе нет.

— Итак, он хорошо учил тебя, а? — спросил он, с отвращением вспоминая лощеную физиономию Торквилла Дженсена.

— Для меня вполне достаточно. А как ты? — спросила она.

— Тихо ненавижу Сити. По правде говоря, я возвращаюсь домой.

— Домой? — удивленно переспросила она.

— Назад в Польперро.

— И чем ты будешь там заниматься?

— Писать.

— Как здорово, — сказала она, переживая молчаливый приступ ностальгии при мысли о пронизанных ветром скалах и покрытом зыбью море. Она не была там с прошлого Рождества.

— Да, Нуньо очень этим доволен и сказал, что я могу использовать его кабинет для работы.

— Это большая честь, — вздохнула она, вспоминая Пиквистл Мэнор и золотые денечки, пролетевшие там.

Сэм почуял нотку грусти в ее голосе и испытал желание узнать, так ли это в действительности.

— О да, конечно. Он ведь никого в кабинет не допускает.

— А как себя чувствует старый Нуньо?

— Старым, и этим все сказано.

— Это звучит печально. Он человек особенный.

— Так оно и есть. После того как Бог отлил Нуньо, он разбил форму.

— Скажи мне, почему ты никогда не называешь его дедом? — с любопытством спросила она.

— Нонно — это дедушка по-итальянски, а Нуньо — это его прозвище от этого слова.

— Меня всегда это интересовало.

— Ну вот, теперь ты знаешь.

— Сейчас я почти не встречаюсь с твоими сестрами.

— Я знаю, они мне говорили.

— Столько дел, что просто ничего не успеваешь. — Она вздохнула, оглядывая свою идеально обставленную гостиную и ощущая себя более одинокой, чем когда бы то ни было.

— Я хотел бы пригласить тебя на ланч, чтобы встретиться, прежде чем я скроюсь в глубинах кабинета Нуньо.

— О, я с удовольствием, — с энтузиазмом отозвалась она. — Правда. Ты сможешь на этой неделе?

— Как насчет завтра?

— Отлично, тогда завтра.

— Я подъеду к твоему дому, — сообщил он. — Ты не напомнишь мне свой адрес?

Когда Сэм увидел Федерику, ожидавшую его у дверей дома, он мгновенно заметил, как она изменилась. На ней был элегантный голубой летний костюм с короткой юбкой, демонстрирующий упитанное тело и увеличившийся бюст, и туфли на высоких каблуках. Волосы были зачесаны назад и собраны в конский хвост, выдавая округлившееся лицо, скрытое под макияжем. Любому другому она показалась бы чувственной и очаровательной, но только не Сэму, увидевшему в ней печального клоуна, пытающегося изо всех сил улыбаться сквозь толстый слой грима. Он ощутил, как неровно забилось сердце, пока она шла к нему. Ему захотелось подхватить ее в свои объятия и забрать в тот дом, о котором она тосковала. Но он стоял молча, а она подошла и тепло поцеловала его, говоря, как прекрасно снова встретиться с ним, а потом спокойно села в ожидавшее такси.

Только когда подали кофе, он осторожно попытался проникнуть за ограду ее внешнего благополучия.

— Ты стала совсем другой, Феде. Я едва узнал тебя, когда увидел возле дома, — начал он, глядя в голубые глаза, которым не удавалось скрыть охватившую ее меланхолию.

— А ты совсем не изменился, — ответила она, снова пытаясь отвести от себя нить разговора. — Все еще носишь старые рубашки и потертые брюки. Торквиллу следовало бы повозить тебя по магазинам! — Она засмеялась и бросила в свою чашку два кусочка сахара.

Но Сэму было не смешно.

— Боюсь, что у меня есть более важные занятия, чем беспокойство о состоянии моей одежды, — возразил он, позволив горечи, которую он ощущал в отношении ее замужества, прозвучать в его словах. Но он строго контролировал себя, понимая, что, разозлив Федерику, потеряет ее доверие. — Я очень рад, что ты решила пройти курс литературы, — сказал он. — Надеюсь, что ты также продолжишь занятия фотографией, у тебя ведь всегда была тяга к этому делу.

Федерика опустила глаза и уставилась в чашку.

— Дело в том, что я как-то потеряла интерес к фотографии, — ответила она.

— Как ты могла потерять к этому интерес? Я тебе не верю, Федерика! — воскликнул он, чувствуя, как ярость подступает к горлу.

— Да у меня просто нет на это времени.

— Господи, да чем ты целый день занимаешься?

— О, у меня множество всяких забот.

— Например?

— Ну, я очень много читаю… — Ее голос оборвался. Сэм импульсивно протянул руку над столом и схватил ее за руку. Она встревоженно взглянула на него, а затем окинула помещение паническим взглядом, опасаясь, что кто-то это увидит.