Шкатулка с бабочкой

Первые несколько лет никому даже в голову не приходило находить странным то обстоятельство, что Тоби Требека живет с другим мужчиной. Но потом люди стали замечать, что они никогда не назначали свиданий и не ухаживали за девушками. Слухи стали расти, как морской туман, и наступил момент, когда их уже невозможно было игнорировать. Тоби был счастлив, занимаясь своим бизнесом, и никогда не совал нос в чужие дела. Его очень огорчила возникшая ситуация, когда он обязан был объяснять всем и каждому свое поведение. Но у него не оставалось выбора. Однажды вечером он пришел в родительский дом на обед. Им было любопытно, какая причина могла заставить его заявиться на обед среди недели, и за столом воцарилась атмосфера неловкости. Оба они, и Джейк и Полли, подозревали, что он может оказаться геем, но, поскольку эта тема не обсуждалась и не выставлялась перед ними напоказ, они ее как бы не замечали. Так с помощью горшка с растением скрывают пятно на ковре, будто его и вовсе нет. Приходилось делать вид, что проблемы не существует, несмотря на друзей и соседей, которые судачили об этом за их спинами.

— Как дела? — спросил Джейк осторожно, пока Полли твердой рукой помешивала овощной суп.

— Спасибо, хорошо, папа, — сказал Тоби, пропуская глоток вина для храбрости.

— Значит, все в порядке, — произнесла Полли, не отходя от плиты. За ее натянутой улыбкой скрывалась озабоченность.

— Послушайте, мама и папа. Дело в том, что я гей, — просто сказал Тоби. У него была такая же прямая манера выражать свои мысли, как и у сестры, но он все же ухитрился застать родителей врасплох. Он тяжело вздохнул и жестом попросил еще вина. Джейк залпом опрокинул свой бренди. Полли продолжала яростно размешивать суп. Какое-то время все молчали. Тишина разделила их, и каждый остался наедине со своими мыслями. Но только сердце в груди Тоби вдруг стало почти невесомым и забилось так жизнерадостно, как никогда.

— Так, значит, Джулиан — твой…

— Любовник, папа. Джулиан — мой любовник и мой друг. Я не ожидаю от вас понимания, но просто примите это как тот путь, который я выбрал в жизни. Я не хочу, чтобы люди сплетничали обо мне за вашими спинами. Вы имеете право знать правду, — ответил он, глядя на отца в упор.

— Я всегда учила тебя быть независимым, — начала Полли, подходя к столу.

— Чтобы сделать свои отличия своей особенностью, — сказал Тоби с кривой усмешкой.

— Чтобы сделать твои отличия твоей особенностью, — сказала она, улыбнувшись. — И я горжусь тобой. Чтобы пойти против волны, нужно быть очень смелым.

— Думаю, что я всю жизнь плаваю против волны, — задумчиво произнес Тоби, грустно улыбаясь.

— Тоби, дорогой, я буду плыть с тобой, — заверила его Полли, наклоняясь, чтобы поцеловать его.

Он обнял руками ее полную талию.

— Это очень важно для меня, мама, — сдавленным голосом произнес он.

— Я знаю, — ответила она, похлопывая его по спине. — Я знаю.

Джейк принял все к сведению, как и просил его сын, но никогда не заговаривал о Джулиане и не выражал желания увидеть его или принять в своем доме. Тоби был подавлен внезапно выросшей между ними стеной. Раньше Джулиан нравился отцу, но теперь предубеждение восторжествовало, и, вопреки своему первоначальному суждению, тот стал видеть в нем врага. Однако Польперро был почти деревней, и они не могли избежать встреч. Когда они случайно увиделись в одно туманное субботнее утро на пристани, Джулиан швартовал лодку Тоби, а Джейк проплывал мимо на своей лодке, то вежливо кивнули друг другу, но и только. Джейк приветствовал его, но не сделал каких-либо попыток к общению сверх того, что требовали хорошие манеры. Тоби был прагматиком. Как бы то ни было, он сказал им правду, и между ними уже не было тайны, которая отравляла ему жизнь. Дорога вперед была открыта.

Федерика и Хэл прилетели в аэропорт Хитроу утомленными и оцепеневшими. Полет был длительным, с остановками в Буэнос-Айресе, Рио, Дакаре и, наконец, в Хитроу. Их мир сузился до размеров салона самолета на время, которое тянулось, казалось, бесконечно. Они играли, используя карандаши и бумагу, предоставленные стюардессами, и спали столько, сколько смогли, облокотившись на мать в качестве подушки и одеяла одновременно. Но были еще часы томительного ожидания при пересадках, а когда дети узнали, что предстоит очередной полет, то хором расплакались усталыми слезами. Элен пыталась отвлечь их и даже предложила Федерике в который уже раз изложить историю своей шкатулки с бабочкой только для того, чтобы хоть чем-то отвлечь ее.

Наконец они увидели продолговатое улыбающееся лицо Тоби, который отчаянно махал им рукой, увидев, как они медленно выходят из зоны таможенного контроля. Ни Хэл, ни Федерика не узнали его. Но Элен радостно бросилась в его объятия, всхлипывая по мере того, как спадало напряжение, вызванное необходимостью быть сильной, чтобы поддерживать детей в этом тяжелом перелете. Ее бодрило ощущение крепких объятий родного человека и знакомый запах его кожи. Она была дома, и весь этот кошмар остался позади.