Шкатулка с бабочкой

Федерика провела утро с дядей Тоби и его другом Джулианом в их лодке, названной в честь ее матери «Элен». Море было спокойным, как озеро, что позволило им проплыть несколько миль с помощью сильного, но теплого южного ветра, заставлявшего лодку резать воду со скоростью акульего плавника. Федерике очень понравился ее дядя. Он привел ее в свой дом и показал коллекцию насекомых. Он рассказал ей, как муравьи строят свои кучи и как здорово они трудятся, подобно маленькой армии очень дисциплинированных солдат, перенося в свои жилища куски пищи, иногда вдвое превышающие их размеры. Вдвоем они прятались ночью в кустах, чтобы понаблюдать за лисами и барсуками. Он построил для нее в саду родителей домик на дереве, так что она могла в засаде поджидать кроликов, пробиравшихся в огород и претендовавших на дегустацию капусты, выращиваемой Полли. В апреле они нашли потерявшегося птенца черного дрозда, вероятно выпавшего из гнезда, и немедленно доставили его в особняк Эплби к Ингрид для дальнейшего лечения. Тоби и Федерика после этого приходили к ней каждый день, чтобы контролировать его выздоровление. Федерика была слишком застенчивой, чтобы являться в одиночку, особенно по той причине, что боялась оказаться наедине с Сэмом и не найти что сказать. Он не проявлял к ней абсолютно никакого интереса. С чего бы это? Она понимала, что была для Сэма ребенком, но не могла выбросить из головы мысли о нем. Птицу наскоро окрестили Блэки — еще одно неоригинальное имя, вызвавшее недовольство Нуньо, но никакие уговоры не могли заставить ее улететь. «Жизнь слишком хороша», — произнес Нуньо, когда малютка Блэки уселся на кофейной чашке и стал лакомиться крошками хлеба из рук Эстер. После этого Эстер настояла, чтобы Федерика приезжала каждый день. Та вначале заколебалась, но вскоре стремление быть частью этого семейного клана намного превзошло ее робость, и она быстро привыкла к тому, что каждый день отправлялась на велосипеде к ужину с чаем.

Эстер, как заботливая няня, оказывала Федерике помощь во время ее первого семестра. Она сама была робким ребенком, но в течение этого семестра удивила учителей, на их глазах набираясь уверенности в себе. Благодаря усилиям Эстер, вовлекавшей ее во все свои дела, у Федерики впервые в жизни появились друзья. В Чили она всегда предпочитала находиться в одиночестве, но сейчас все изменилось. Она нуждалась в Эстер, и, к ее удовольствию, Эстер тоже нуждалась в ней. Но никто не мог заменить ей отца, никто, даже дядя Тоби.

Когда Федерика вернулась домой после морской прогулки под парусом, то обнаружила, что мать плачет, сидя на диване в гостиной.

— Мама, что случилось? — спросила она, ощущая, как сердце наполняется ужасом. А вдруг что-то случилось с Хэлом или с дедушкой и бабушкой.

— Пришло письмо от твоего отца, — засопела Элен, вручая дочери залитый слезами листок бумаги. — Извини, что я открыла его, дорогая. Я ведь подумала, что оно предназначено мне.

Она солгала. Она просто не могла сдержаться. У нее не было вестей от Рамона с тех пор, как они уехали в январе. Когда она узнала его почерк, то вскрыла письмо, ощутив внезапный приступ ярости и желания. Оно пришло из Индии, было написано на почтовой бумаге отеля и находилось в пути в течение месяца. Он написал такой чарующий рассказ для Федерики, что слезы наполняли глаза Элен до тех пор, пока не хлынули по лицу бурным потоком ревности и обиды.

— Я ненавижу Рамона за то, что он вынудил меня стать той, в кого я превратилась, — объяснила она позднее в тот же вечер матери, когда Федерика отправилась в постель. — Я ревную его к собственной дочери, потому что он написал ей, а не мне. Он любит ее. Он любит ее в своей собственной безнадежной манере. Меня дико возмутила его жестокость, пусть и ненамеренная. Написав это письмо, он дал ей надежду. Но ведь он не собирается возвращаться. Все кончено для нас всех. И для Федерики тоже. Однако это письмо только усугубило ситуацию. Он воскресил ее надежды лишь для того, чтобы растоптать их позже. Он всегда был таким импульсивным. Охваченный внезапным раскаянием или тоской по дому, или еще бог знает чем, он написал это послание любви, но сейчас уже наверняка позабыл о нем. Вот это и мучает меня. Он такой чертовски безответственный. Если бы он поступил честно и попросил ее забыть его, она не находилась бы постоянно на грани нервного срыва. Это просто невыносимо. Он не приписал мне даже нескольких слов в конце письма. А Хэл, ведь он и ему тоже отец. Будто мы для него вообще не существуем.

* * *