Шкатулка с жемчугом

– Ты прав,– согласился Белозерцев.– Надо трезво смотреть на вещи и не переоценивать свои силы и возможности. Я тоже не сидел, сложа руки. Сейчас направляюсь на свидание с Матреной.

– Кто она такая?

– Самогонщица, Полагаю, что она обслуживает рабочих карьера. Судя по отзыву, ее зелье покрепче «Белого орла», а возможно, и «Абсолюта», пользуется большим спросом у местного пролетариата.

– Желаю приятного свидания,– напутствовал следователь и шутливо предостерег.– Не вздумай дегустировать напиток. Оставайся на связи.

4

У повстречавшегося на пути мужичка с испитым лицом и синим носом Белозерцев без особых усилий узнал месторасположение дома бабки Матрены. Вошел во двор одноэтажного вросшей в землю хибары, приткнувшейся на окраине пригородного поселка. Робко тявкнул, видно привыкший к посетителям, пес с впалыми боками и спрятался в конуру. Заблеяла коза за сараем, где Василий приметил недавно завезённые камни, бут. По двору блуждали с десяток цветных кур и петух в радужном оперении.

– Хто там? – на порог вышла сухонькая старуха в полинялом переднике и черной косынке. На ее морщинистый, словно из пергамента, лоб упала прядь пепельно-седых волос.

– Здравствуйте, Матрена… – запнулся Василий, не зная отчества.

– Даниловна я,– подсказала старуха и, пристально оглядывая незнакомца, спросила. – Шо надо? Раньше я тебя не видела, не припомню, стара стала. Новенький, што ль? Где работаешь, в карьере?

– В карьере, в карьере, новенький, как медный пятак,– нараспев произнес майор.– Мужики вот послали, что-то в горле деренчить, надо горло промочить …

– В карьере, говоришь, а одежка у тебя не испачкана,– заметила Матрена Даниловна. – Иной из карьера придет, так весь белый, словно смерть, только косы в руке не хватает или как с мельницы.

– Робу снял, принял душ и переоделся,– удачно сориентировался Василий.– Степана Егоршина решили помянуть…

– Чур тебя, как помянуть? – всполошилась старуха.– Здоровый був мужик. Другие в должниках, а он нет. Пил мало, только по праздникам. Обещал мне в хате боковую стенку переложить, камня завез. Шо с ним? Може, рак съел? Ни молодых, ни старых не жалеет. Прогневили люди Бога, много грешат, совсем стыд потеряли.

Матрена Даниловна перекрестилась щепоткой пальцев.

– Помер твой клиент Степан, неожиданно, – горестно вздохнул Белозерцев. – Еще вчерась жив был, поди, уже душа отлетела. Вчера утром он за самогоном не приходил?

– Ни, Степана не было, а Тимоха приходил. Взял две бутылки, а заплатил только за одну,– пожаловалась старуха.– Каждый раз обещает с получки заплатить и все забывает. Литра четыре на халяву выцедил.

– Вы бы на него в милицию пожаловались, – на полном серьезе посоветовал Василий, следя за ее реакцией.

– Ты мне тут насоветуешь, – отмахнулась старуха. – Думаешь, старая, из ума выжила, сама на себя милицию натравит. Ни, бабка Матрена еще кумекает.

– Я пошутил,– рассмеялся Белозерцев.

– Хороши шутки-прибаутки,– прошептала она обиженно и любопытства ради, спросила. – Не уж-то таким, как я старым, срок дают? Или ты не знаешь, такой же темный, как мужики.

– Зависит от тяжести преступления.

– Я б ее, злодейку, не гнала,– призналась старуха.– Пенсия маленькая, часто задерживают. Дочка в России, сама безработная, помощи неоткуда ждать, вот и торгую, чтоб с голоду ноги не протянуть. Самогон мой дюже крепкий и чистый, как слеза. Так тебе самогон нужон?

– Да, Степана помянуть, как полагается. Налей-ка бутылку.

– Пошто так мало? – удивилась она. – Вас же там, целая гоп-компания, голодная орава. Ты сам-то попробуй, шынок. Налить стаканчик? Бесплатно, угощаю.

– Нет, спасибо, – отказался он.– Бутылочку налей и довольно. На больше денег нет.

– Это у вас-то, в карьере, денег нет,– лукаво усмехнулась она. – Шапку по кругу пустили бы. Так уж быть от себя литр дам за упокой души раба божьего. Пусть Степану земля пухом будет. Царство небесное. Хто ж мне теперяча стенку переложит? Завалится хата и меня придавит. Може, ты сподобишься, а?

Она тепло, умоляюще поглядела своими выцветшими, некогда синими глазами на майора. Он смягчился под ее взглядом, опустил голову и решил: «Пришлю к ней арестантов, пусть подремонтируют избушку, пока не завалилась».

– И напою тебя, шынок, и накормлю, что Бог послал, – уговаривала она.

– Потом, Матрена Даниловна, договоримся, а сейчас меня мужики заждались, – поторопил он ее. Старуха пригласила его в хату. Он нагнулся, чтобы не задеть за косяк низкой двери, и последовал за ней в полутемное помещение. Как из погреба потянуло плесенью. В углу под самым потолком тускло мерцала икона Казанской Богоматери. Старуха достала из старинного сундука трехлитровую бутыль. Через воронку наполнила бутылку. Собралась и вторую наполнить, но Белозерцев остановил:

– Довольно, Матрена Даниловна, остальное потом. Вы закройте бутылку, чтобы не пролилась.

– С пробками проблема, шынок,– засуетилась она.– Газет не выписываю, дорогие, одно радио в хате по хохляцки балаболит, ни черта не разберешь, о чем в той Верховной Раде шумят, а простым людям не легче. Чем же закрыть бутылку?

Белозерцев с трудом удержал себя от подсказки.