Шкатулка с жемчугом

Выяснилось, что газету «Труд» выписывает и получает Евтух. Прижатый вескими доказательствами, Мыкола признался в совершении преступления и написал слезное прошение о помиловании, перечислив свои заслуги, почетные грамоты, полученные за безупречный труд в развитии индустрии строительства.

Параллельно сотрудники отдела по борьбе с экономическими преступлениями в отношении Евтуха и других лиц расследовали уголовное дело по фактам хищения стройматериалов в крупных размерах Суд приговорил Тимофея Левадюка и Николая Евтуха – к пятнадцати годам лишения свободы в ИТК усиленного режима с конфискацией имущества.

АДАМОВА & К*

1

– Имей совесть, Евдокия,– встретил Степан Берестов на центральном колхозном рынке сорокалетнюю Евдокию Адамову.– Уж год прошел, как я одолжил тебе девятьсот пятьдесят долларов. Поди, за это время капиталы наварила. Я не требую с тебя проценты, верни хотя бы мои кровные. Не вынуждай в милицию обращаться.

– Какие еще деньги? Ты, шо с луны свалился? Ничего не знаю, не ведаю, моя хата с краю?– сделала удивленные глаза Адамова.

– Ты за нос меня не води, – возмутился Берестов.– Расписку-то я сохранил. Давай по-хорошему все решим. Для меня баксы не лишние, потом, трудовыми мозолями достались. В России вкалывал до седьмого пота, олигархам дворцы строил.

– Меня это совершенно не касается, кому и что ты там строил, сам разбирайся, у меня от своих проблем голова кругом идет.

Я тебе одно скажу, нет денег у меня валюты, сама, вишь, бедствую,– упорствовала Евдокия.

Месяц назад пятидесятитрехлетний Степан уже взывал к совести, но и тогда Адамова встретила его в штыки, выразив на пухлом, как сдобная пышка, лице негодование, а затем недоумение. Сейчас своей угрозой обратиться в милицию он озадачил ее.

После короткой паузы она смерила его, как у жабы, навыкате холодными глазами и досадливо бросила:

– Как ты мне надоел с дойлерами, как горькая редька. Зануда, с тобой от тоски легко околеть. Недаром от тебя баба сбежала.

– Не твоего ума дело,– обиделся он и с металлом в голосе произнес.– Так я иду в милицию с заявлением?

– Не горячись,– остановила она его, хотя так и подмывало пожелать «скатертью дорога», но ласково промолвила.

– Ладно, уж, приходи вечером, посидим за чайком по старой дружбе. Выпьем, споем, а может и спляшем. Первак согнала, крепкий, чистый, как детская слеза, горит синим пламенем. Куда там водке с коньяком. Берегу для самых дорогих гостей.

– Значит, и меня считаешь дорогим гостем? – удивился Берестов.

– А как же, иначе и быть не может, ведь мы столько лет, друг друга знаем, как облупленные, поэтому должны доверять, – с обидой произнесла Евдокия.

– Что ж, выпить я не прочь, – признался он. – А насчет танцев и пляски, так это не мой жанр.

– Сознайся, Степа, и не стыдно тебе над бедной женщиной измываться, нагло валюту вымогать?

– Так ведь свои кровные, уже который месяц пытаюсь вернуть. В расписке четко указано, что долг следует возвратить через три месяца под десять процентов. Бог с ними процентами. Обещала ведь даже раньше срока погасить долг?

– Обещать, не значит жениться, – напомнила она поговорку, но обнадежила. – Все будет о,кей., когда я тебя подводила? Верну тебе с процентами и еще отстегну за моральные издержки и накрою шикарный стол. Я – деловая женщина и для меня договор дороже денег. У японцев принято, что человек, нарушивший не то, что письменный договор, а слово, делает себе харакири. Там честь и достоинство превыше всего.

– Да, в стране восходящего солнца высоко дорожат честью и словом, – подтвердил Берестов и, дабы не обострять отношения, хотя знал немало случаев, когда Адамова надула своих доверчивых кредиторов, умолчал о таких фактах. Решил, что у Евдокии проснулась совесть.

– Жду, не опаздывай, к девяти вечера.

– Почему так поздно?

– Мне надо приготовить блюда, навести макияж. Все должно быть на высшем уровне, – улыбнулась она и пошла степенно вдоль прилавков, как утка, переваливаясь с ноги на ногу и покачивая крутыми бедрами под кожаной коричневого цвета курткой. Луч солнца сверкнул на тяжелой золотой серьге, как гиря, оттянувшей мочку большого уха.

«Наконец-то я допек эту толстуху. Теперь куплю прицеп «Скиф» и новые шины для «Лады», старые совсем облысели, на поворотах заносит,– с удовольствием размышлял Степан, словно доллары уже покоились у него в кармане.– Ну, Явдоха, аферистка, впредь мне наука будет. Сытая, наглая, с головы до пят в кожу упакована, а плачет, что бедствует, лжет, как сивая кобыла, и не краснеет. Турецким бархатом торгует, куры денег не клюют. Я воробей стрелянный, меня на мякине не проведешь. Все, получу доллары и баста – своя рубашка ближе к телу. Вокруг одни мошенники, того и гляди надуют. Та же Евдокия овечкой прикидывалась.

Если бы сам Берестов десять лет не провел в загранплавании на рыбном промысле, а потом на стройках в России, то совсем бы туго пришлось, влачил бы жалкое существование, Собирал бы, как другие, бутылки на вокзалах или рылся в мусорных бачках.