Шкатулка (СИ)

- Ну, все пристегнулись? - уже как-то мягко, по-матерински, обреченно и с нотками скорби произнесла комиссар. - Тогда поехали. Она грустно вздохнула и села в кресло напротив, сильно напоминающее привязанную к стойке табуретку. Федор чинно удалился в кабину пилота. Все притихли. Холодок пробежал по спинам пассажиров. Никто уже не шутил и лишь одна трусливая мыслишка вертелась в голове: как сбежать из самолета? Народ вертел головами, как бы ища помощи извне. Но вокруг самолета на сотни метров не было видно ни души, а Люба загородила своим телом маленькую дверцу надежды и все мы поняли, что уже практически обречены. Послышалось странное хрюканье откуда-то снизу. Хрюк…хрюк….. хрюк. Видимо, это подал голос двигатель. Трррррррррр!!!!! – поднатужился он снова Фуххххххх! Трррррррррр! Фуххххх! Все мы пришли в одно состояние – томительного ожидания. Лучше бы, чуда. Хотя, это вряд ли. Хрюм-пам-пам! – из последних сил поднатужился моторчик. Фуххх… Трам-пам-пам-та-ра-рам! И опять: Фухххх… Всем нам, наверное, известно, как раньше заводились советские машины? Ну, так это было еще хуже. В мозгу появилось видение: моторчик сидит на толчке в туалете и сильно пыжится, страдая от запора. – Уууууууххххх! – из последних сил взмолился моторчик и сильно покраснел. – Нет, все-таки, фуххх. Люба сидела с каменным лицом, не проявляя никаких эмоций. Из кабины пилота показалось бардовое лицо Федора. Он мигнул Любе, она протиснулась внутрь. Через пару минут она вышла, как на сцену на поклон и торжественно объявила:

- Уважаемые граждане! Прошу всех покинуть самолет. Сегодня он не полетит из-за внезапной неисправности.

Надо ли говорить, какое счастье обуяло нас? Мне показалось, что все, вскочив со своих мест заорали: Гооооол!!! и рванули к выходу. На удивление, наш автобус и не думал уезжать. Мы дружно разместились в нем, истово крестясь и воздавая хвалу Господу. В этот день НАМ повезло. Через часик нас пересадили в приличный и привычный Боинг и еще через пару часов мы были во Львове, с ужасом вспоминая утро.

Да, совсем забыл. Посмотреть на марку самолета. Ну, пусть будет Антилопой Гну!

Снайперы

Лето 1945 года на островах японской гряды выдалось душным и жарким. В воздухе повисли отвратительные запахи дыма, гари, морских водорослей и гнилости от многочисленных трупов, которых никто не спешил убирать. Только что закончилась кровавая операция за остров Окинава и весь этот гниющий винегрет запахов еще висел в воздухе, как раз напротив уже привыкших к нему ноздрей солдат. Лейтенант морской пехоты США Джейн Кими сидела на земле с закрытыми глазами, отвалившись на какой-то, чудом уцелевший деревянный ящик. Боже, неужели все это закончилось? Неужели скоро домой, в родной Канзас? Лицо ее дрогнуло и на нем показалась гримаса вместо улыбки. Конечно же, операция «Стальной тайфун» была проведена безукоризненно, но сколько же мы потеряли ребят в этой кровавой бойне! Перед глазами проплывали комья взорванной земли, дым, огонь и обезображенные части тел, валявшихся на земле, как мусор. Нет! Надо все это забыть и больше не вспоминать! Да уж. Хотелось бы, но это не реально. Неужто этот кошмар будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь? Лейтенант Кими было призвана в армию только три месяца назад, пройдя курсы подготовки снайперов для корпуса морской пехоты в школе Форт Багге. Не успев послужить на континенте, ее сразу же перебросили в Японию, где она попала под молотобойку «Стального триумфа» на острове Окинава. Джейн приоткрыла глаза, прищурилась от слепящего солнца, пробивающегося сквозь дым еще не остывшего боя. Справа от нее лежал, уткнув лицо в каску, молоденький унтер, Шон Райен, приданный ей для охраны. Мальчик совсем, - подумала Джейн. И зачем ему усы? А, впрочем, это, видимо, теперь такая мода – весь офицерский состав корпуса носил усы. А солдат, почему-то заставляли их сбривать. Наверное, чтобы их отличие от офицерского состава было еще более разительным. Да уж, мальчишки и есть мальчишки. Вставать не хотелось, но команда старшего офицера, хоть и не сразу, но подняла всех на ноги. Их стали грузить в машины.

– Куда едем-то? – все задавали это вопрос, в душе надеясь на ответ: Домой. Но командование отмалчивалось, либо устало огрызалось: