Шкатулка воспоминаний

Этьеннетта прислуживала и в качестве официантки, она принесла несколько блюд и быстро удалилась. Ливре сначала повел носом из стороны в сторону, затем принюхался, засопел и шмыгнул. Он подозрительно осмотрел пищу, по ходу дела проклиная кухарку. Никто никогда не мог понять, чего же Ливре боится. Он сплюнул в платочек, демонстративно лежащий на столе. Итак, меню включало отварной картофель, взбитый до состояния тех паст, которые изготавливали у аббата Клод и Анри, кожуру картофеля, сырую и похожую на бракованный кожаный ремень, и картофельный хлеб, крошащийся и черствый.

– Сегодня я не буду пить свою сельтерскую воду. Учитывая праздничную природу сегодняшнего ужина, я приготовил действительно особое средство. – Ливре разлил по стаканам мутную густую жидкость. – Кое-где ее называют мобби.

Клоду не понадобилось пробовать напиток, чтобы понять, каков его основной ингредиент.

В пище не имелось никаких специй, на стол даже не поставили солонку или мускатный орех. Единственным украшением стола было клокотание, исходившее из горла Ливре. Казалось, что-то шарообразное и влажное засело у него в груди. Кашель и оплевывания, которые Клод наблюдал в поместье, не шли ни в какое сравнение с прилагаемыми продавцом книг усилиями. За своим столом Ливре мог кашлять, задыхаться и сопеть, чавкать и плеваться. Звуки эти проверяли на прочность как желудок Клода, так и его символическое видение. Он мысленно сравнил репертуар Ливре с эффектом, производимым мокрой губкой, брошенной о стену.

Торговец принялся разглагольствовать в одиночку:

– Слово «соглашение» [65]произошло от слова «зуб». И знаешь почему? Потому что документ будто разорвали зубами напополам, так выглядят оборванные края. Половина документа – учителю, половина – ученику, и никакого обмана!

Мысли Клода вновь воспарили. Насколько здесь все иначе! В Турне аббату достаточно было просто тронуть Клода за плечо, или улыбнуться, или задать сложный вопрос. Как там он говорил? «Я научу тебя учиться». Здесь Клода обязывают, грозя клочком бумаги с оборванными краями.

– Приказ, Клод, вот что самое главное. Одна из моих лучших статей называется так: «Место для каждого – и каждый бдит его». – Ливре процитировал самого себя с таким видом, будто верующий читает «Отче наш». – Для всего есть свое место. Не только для книг, стоящих на полке, или для перчаток на перфорированной доске, но и для ученика в магазине, для крестьянина в деревне, для короля во дворце.

Клод подумал над девизом. «Место для каждого – и каждый бдит его» – девиз человека, не терпящего нововведений. И все же Ливре был глубоко недоволен своим положением. Вот она, злая ирония судьбы, сделавшая этого человека продавцом и ярым критиком status quo [66]одновременно.

– Твой предшественник, Клод, ничего не смыслил в работе с нашими лучшими клиентами. Он не понимал, что продажа книги – это акт обольщения. Клиенты больше заинтересованы не тем, что внутри книги, а тем, что вокруг нее. Мы можем переплести книгу в опоек, в сафьян и в другие виды кожи. Ну и, конечно, обложки-обманки для тех книг, что за занавеской.

Клод вновь отвлекся, пока не услышал, как Ливре сказал:

– Все дело в пропорциях. Фолианты – для роскошных комнат. Сейчас же, когда комнаты становятся все меньше, размеры книг тоже уменьшаются. Для нашей профессии это выгодно. Маленькие книги приносят нам изящную прибыль. Поэтому мы следим за шириной полей. Особенно выгодно издавать детские буквари. Маленькие книжки для маленьких глаз – большие деньги. О, эту мысль стоит записать! – Ливре достал книжечку и записал наблюдение.

Разговор стих, стихло клокотание, и ужин объявили законченным. Ливре вновь достал книжечку и просмотрел список одежды, которую Клод должен был носить: бархатный камзол в магазине, плащ для улицы, черные перчатки из грубой кожи для уборки крыльца, коричневые перчатки из грубой кожи для уборки магазина, белые – для книжной пыли, зеленые – для полировки меди и латуни.

– Я вычту стоимость камзола и перчаток из твоего жалованья. Плащ купишь сам. – Ливре подсчитал общую сумму долгов и, расщедрившись, сказал: – Я не возьму с тебя денег за сегодняшний ужин и за перчатки, которые ты сейчас носишь.

Теперь была очередь Клода плеваться.

– Но у меня нет денег, чтобы заплатить за все остальное!

– Чушь! Ни один гений не мог покинуть такого щедрого человека, как граф Турнейский, без компенсации.

– Я потратил все, что у меня было.

– А инструменты еще у тебя?

Клод кивнул.

– Тогда все просто. Продай их. Они тебе больше не понадобятся. Продай их, и все.

* * *