— Чего ты скис? — спросила она, подойдя к нему. Парень обрадовался, увидев её около себя. Но было видно, что ему почему-то досадно.
— Хорошо фотограф танцует? — спросил он.
— Прекрасно. Но сам он какой-то неприятный; чёрт его знает, почему. А ты почему не танцуешь и вообще стал какой-то сам не свой? Весь Лебединый остров празднует, а тебя не видно.
— Предположим, не весь. Мой отец маяк не бросил. Ну, и ещё двоих людей не видно.
— Кого?
— Найдёнки, хотя это и не так странно, и рыбного инспектора. Ты видела его?
— Нет.
— Слушай, Люда, я вот лежу и думаю о Шерлоке Холмсе. Ты ведь читала о нём? Хотелось бы мне сейчас на какое-то время Шерлоком Холмсом стать. Как ты думаешь, почему этот фотограф у Ковальчука остановился?
— Не знаю.
— Я тоже не знаю. Но мне не нравится ни он, ни Ковальчук. Несколько дней тому назад…
И Марк рассказал о своих наблюдениях за поведением Ковальчука в Лузанах и о случае с иностранцем и газетой.
— И вот, я решил присматривать за этими людьми.
Люда села рядом с Марком, и они с час разговаривали, перебирая в памяти разные случаи подозрительного поведения Анча и Ковальчука. Собственно, ничего такого они и не вспомнили, но сомнения росли.
— Надо и дальше следить, — сделал вывод Марк.
— Знаешь что, — сказала Люда, — я думаю, нам поможет Найдёнка.
— Это правда.
— Хочешь, пойдём сейчас к Ковальчуку и пригласим Найдёнку на праздник. Кстати, узнаем, где инспектор.
— Ладно.
— Только давай идти так, чтобы не встретить Анча. Он пошёл туда перезаряжать кассеты.
— Что-то долго его нет, — заметил Марк. — Скоро солнце зайдёт, какое же тогда фотографирование?
— Ну, пойдём.
— Есть, капитан!
19. АНЧ ОСУЩЕСТВЛЯЕТ СВОИ ПЛАНЫ
Фотокорреспондент удачно выбрал время. В выселке он не встретил ни единого живого существа, а когда зашёл во двор Стаха Очерета, только напугал курицу, которая что-то клевала у двери дома. Анч подёргал дверь — она была закрыта на засов. Открыть её было несложно. Он вытащил из портфеля проволоку, загнул её в форме буквы «Г», всунул более коротким концом в дверную щель и отодвинул засов. Задвижка на двери в комнату профессора тоже подалась легко. Вместо ключа к ней подошла узенькая бляшка.
Анч работал уверенно, быстро, но без излишней поспешности. Впервые увидев портфель Ананьева, он решил было подменить его, ещё не зная, как это ему удастся осуществить. Но обстоятельства сложились к лучшему: он мог бы даже не подменить, а просто забрать портфель или то, что было в нём. Однако Анч решил, что удобнее всё-таки забрать портфель, оставив вместо него свой, набитый старыми газетами. Так можно было надеяться, что исчезновение бумаг обнаружится не ранее следующего дня.
Анч помнил слова Ананьева о том, что решение технической проблемы добычи гелия из торианита лежит в его портфеле. Впоследствии, навестив профессора и осмотрев комнату, он окончательно убедился, что самые главные бумаги хранятся именно в портфеле, поскольку на Лебедином острове Ананьев мог не бояться за них. Подмена портфеля заняла десять-пятнадцать секунд. Анч напоследок окинул взглядом комнату и, не найдя больше ничего стоящего внимания, вышел, тщательно закрыв дверь и задвинув засов. По тропинке через сад он выскочил на улицу и направился к дому Ковальчука.
Курица снова подошла к двери и спокойно продолжала склёвывать рассыпанные крошки.
Анч вернулся домой почти одновременно с Ковальчуком. Последний приехал из Лузан через Зелёный Камень. В руках инспектор нёс корзинку, запертую на замочек.
— Молодцы, — сказал фотограф, увидев корзинку. — Они за то, что сумели передать, а вы за то, что сумели взять.
— Вы знаете, что здесь? — спросил Ковальчук.
— Я просил эту штуку в предыдущем письме. А письмо для меня есть?
Инспектор подал Анчу помятый грязный лист газеты.
— Хорошо. Ну, вы отдохните минут двадцать, пока я прочту… Сегодня у нас ещё много работы.
На этот раз Анч не выпроваживал Ковальчука из комнаты, а проявлял и расшифровывал письмо при нём. Делал он это не спеша.
Тем временем Ковальчук позвал Найдёнку и приказал дать воды умыться и быстренько нагреть чаю — он чувствовал себя уставшим. Холодная вода взбодрила его, а крепкий горячий чай освежил голову и успокоил. В чай он подлил водки.
Анч закончил расшифровку и поднял глаза на Ковальчука. Найдёнка как раз вышла в сени.