Стояла ясная солнечная погода. Белые облака, будто укрытые снегом скирды, медленно плыли по небу, оповещая рыбаков о длительном прекрасном времени. На острове пахло травами, пели птицы, едва-едва, будто играя, шелестел прибой. Все рыбачьи домики украсились, белели помазанные мелом стены; дворы были чисто и опрятно убраны. На дорожках скрипел свежий песок. Ближе к морю стояли столы, застеленные грубыми белыми скатертями, с большими хлебными караваями, солянками, ложками, вилками и ножами. Возле столов хлопотали жёны и матери рыбаков.
Напротив, на небольшой площадке, где обычно бывали танцы, были натянуты брезентовые тенты над скамьями для музыкантов.
Праздник начался с митинга, все речи завершались тушем и громким «ура». После этого участники праздника перешли к столам, где их ждал вкусный обед. Среди множества поданных блюд самой вкусной считалась камбала, приготовленная способом, известным только хозяйкам Лебединого острова. Кухней руководил восьмидесятилетний Махтей, старейший мореплаватель с Лебединого, когда-то объездивший весь мир матросом и коком, а теперь доживавший свой век здесь, на маяке.
За столом каждый занимал заранее определённое место. Люда заметила, что место Марка не занято. Она не видела парня с самого утра, и это её удивляло. Возможно, он где-то задержался, но на обед должен прийти. Наверное, старый Махтей вызвал юнгу себе на помощь, поскольку считал его единственным парнем на острове, который может когда-нибудь быть коком на большом пароходе. Это мнение утвердилось после того, как юнга однажды угостил деда обедом на «Колумбе».
Больше всех на глаза попадался Анч. Он ошивался в толпе и вокруг, щёлкая фотоаппаратом, временами прося наклониться, повернуться, улыбнуться, выдвигая ещё множество требований, как это обычно делают фотографы. Желающих фотографироваться обнаружилось много. Всем Анч обещал снимки, старательно записывая фамилии сфотографированных, особенно краснофлотцев. Наконец закончил и сел за столом, ближе к профессору и командиру эсминца. Он шутил со своими соседями, но в то же время внимательно прислушивался к разговорам.
Вскоре появился Марк и, здороваясь, занял своё место напротив Люды. Был он почему-то сдержан и насторожен, даже постоянная его весёлость куда-то исчезла, и он улыбался лишь изредка, да и то как-то невпопад.
— Марк, — окликнул его Лёвка, — у тебя живот не болит?
Юнга отрицательно покачал головой.
— Наверное, ты там возле деда Махтея объелся чего-то вкусного.
Марк на эту шутку не ответил.
Между тостами за лучших рыбаков, за богатые уловы кефали и скумбрии говорили о распорядке сегодняшнего дня. Анч выяснил, что после обеда начнутся танцы, а позже, после захода солнца, поедут кататься на лодках и на «Колумбе» в море. Когда же повеет ветерок, выйдут все шаланды.
— Ночь теперь лунная, великолепно прокатим! — говорил Стах Очерет, приглашая к себе на шхуну капитан-лейтенанта Трофимова и профессора Ананьева.
Профессор сразу же согласился, а командир поблагодарил, обещал пустить на прогулку свои шлюпки, но сам он останется на «Буревестнике», потому что у него ещё есть работа.
После обеда Марк исчез так же незаметно, как и появился. Люда рассердилась на него, но начались танцы, Анч пригласил её на вальс, и она забыла о Марке. Особенно ловко Анч танцевал румбу, танго, фокстрот, которых почти не знали в Соколином. Бурей аплодисментов наградили зрители Анна и Люду за венгерку и лезгинку. Не смог Анч станцевать только гопак. Здесь его сменил Лёвка. Полетели комки земли, поднялся столб пыли, когда моторист пошёл вприсядку вокруг Люды. Закончив, он тоже заметил, что Марка нет, так как юнга, по мнению моториста, танцевал гопак, да и другие танцы, в десять раз лучше него.
В это время Анч снова пригласил Люду, к превеликой досаде многих краснофлотцев. Во время танцев фотограф спросил девушку, едет ли она кататься на «Колумбе».
— Безусловно, — ответила она. — Ровно в девять вечера мы выходим в море. Вы тоже с нами?
— Непременно. Но мне ещё нужно сбегать домой перезарядить кассеты.
— Делайте это быстрее, а то вечером плохо фотографировать.
Прошло часа два после обеда, старшие соколинцы уже успели подремать и вернулись посмотреть на танцы.
Снова пришёл и профессор. Возле него стоял старый Махтей, курил свою трубку и что-то рассказывал. Танцы не прекращались. В домах, наверное, не осталось ни одного человека. Анч сказал Люде, что идёт за кассетами, и оставил танцы.
Домой он пошёл через выселок, неся в руках аппарат, футляр с кассетами и портфель, который привёз ему Ковальчук из Лузан.
Люда потанцевала с краснофлотцами, но уже почувствовала усталость и решила отдохнуть. Она села на камне рядом с другими зрителями и стала оглядываться, ища взглядом Марка. Поблизости Гришка пробовал танцевать в компании одногодков. Девушка позвала мальчика и спросила, не видел ли он Марка.
— Лежит под вербой, возле дома дяди Тимоша — вон там, — мальчишка показал на вербу метров за триста от них.
Люда и правда нашла там одинокого Марка.