Шхуна «Колумб»

В это время радисты старательно слушали, как переговаривались между собой многочисленные рации. Один дежурил на длинных, второй — на коротких волнах. Пропускали без внимания сообщения о чьём-нибудь здоровье, о датах отъезда и приезда, о высылке с первым рейсом кому-то цветов, — их интересовали сообщения о самолёте, о лётчиках, об авариях. Продолжали регулярно опрашивать все станции, нет ли известий о «Разведчике рыбы». Вдруг радист, слушавший на длинных волнах, насторожился. Он как раз слушал ответ одной станции на свой запрос, когда ухо уловило тревожные звуки, врывавшиеся в ответ со стороны. Кто-то медленно, будто неопытной рукой, выстукивал «SOS». Кто-то звал на помощь. Радист уже ничего не слушал, кроме этой рации, подающей бесконечное количество раз три точки, три тире, три точки. Хотел узнать её позывные, но неизвестный радист их не подавал. Но вот он назвал свой пароход. Радист-слушатель автоматически записывал на бумаге карандашом:

«SOS, SOS, SOS, SOS… Пароход “Антопулос” тонет. Спасаемся. Ищите пилота Барыля, штурмана Петимко, Ясю Найдёнку, Марка Завирюху. SOS, SOS, SOS…»

Неизвестный радист снова и снова сообщал одно и то же, не отмечая местонахождения тонущего парохода.

— Пеленг, пеленг бери! — закричал радист своему помощнику коротковолновику.

Тот понял, что его товарищ слушает что-то чрезвычайно важное, оставил свой приёмник и схватил наушники от длинноволнового аппарата. Он прислушался, услышал «SOS» и бросился к пеленгатору. Потерял, было, сигнал «SOS», но, быстро вертя колёсико, снова поймал его. Теперь пеленгатор был направлен на линию, которая вела на рацию, дающую «SOS».

Эта линия шла под углом 110 градусов на юго-восток от курса эсминца. Где-то на той линии, должно быть, не очень далеко от них, находилась рация, передающая «SOS». Но лишь только успели взять радиопеленг, как рация замолкла.

Старший радист немедленно протелефонировал об этом Трофимову.

— Молодец! — похвалил его командир. — Но это немного похоже на провокацию. Какие радиостанции есть на этой линии?

— На суше ближе Багдада нет. Это может быть только плавучая рация.

— Хорошо! Слушайте дальше. Может быть, ещё поймаете этого неизвестного корреспондента. Обязательно пеленгуйте! — и командир повесил трубку.

Две минуты спустя Трофимов стоял наверху. Он приказал сменить курс на запеленгованную радистами рацию, а вахтенным — быть готовым к боевой тревоге. Слушатели на гидрофонах усилили наблюдение. Были вызваны на боевые места часть артиллеристов, пулемётчиков и торпедистов.

Командир «Буревестника» полагал, что эта радиограмма — провокация. Но кому нужно было провоцировать и с какой целью? Этого он не знал и приготовился к какой угодно неожиданности. Возможно, в этом заинтересована та самая таинственная лодка, в существовании которой Семён Иванович почти полностью удостоверился.

Зазвонил телефон. Радист сообщил, что сигнал «SOS» слышали несколько радиостанций, но никто не уловил ни позывных, ни указания о местонахождении «Антопулоса». Одна из береговых радиостанций тоже запеленговала рацию, подающую сигналы тревоги. Радист передал результаты пеленгования. Имея в наличии два пеленга, уже возможно приблизительно определить место этой рации. Вахтенный штурман тут же сделал это. Рация находилась приблизительно на расстоянии в пятнадцать — двадцать миль от эсминца, с возможной поправкой по горизонтали на полторы-две мили.

— Дайте приказ в радиорубку сохранять абсолютное молчание, — распорядился командир.

Обстановка требовала не подавать с корабля по радио ни единого звука, чтобы не обнаружить себя. Иначе с помощью радиопеленгаторов враг мог быстро определить, где находится корабль, уловив лишь несколько звуков и подметив два-три пеленга.

Ни единого огонька не светилось на миноносце, хотя он мчался полным ходом.

Через пять минут вахтенный доложил, что на шумопеленгаторе уловили что-то похожее на звук выстрела из лёгкой пушки. Выстрел прозвучал по курсу корабля.

— Дайте боевую тревогу! — распорядился командир.

Палец жмёт на кнопку — и по всем помещениям эсминца раздаётся резкий звонок. Будто подброшенные на пружинах, слетели с подвесных коек краснофлотцы. За минуту опустели кубрики и каюты. Каждый стоял на своём месте, готовый слушать приказы командиров. Задраивались люки, слетали чехлы с пушек, пулемётов и торпедных аппаратов. Торпедисты, артиллеристы и пулемётчики стояли в готовности послать врагу свои смертоносные гостинцы. При свете звёзд блестели положенные на тумбу рейки для торпед, в трюмах лежали готовые для механической подачи наверх снаряды, в машине стрелки манометров подтверждали, что котлы доверху полны пара. Весь корабль, напряжённый, как человек, готовый к боевому прыжку, разрезал темноту и море, и только звёзды освещали ему путь.

Но вот на горизонте появился ещё один свет. Там вспыхнул огонёк и не гас, а, наоборот, разгорался. Должно быть, огонёк превращался в пожар, потому что над морем росло зарево.