- Жизнь прожил, внучка, войну прошел, дозволь, милая, сына родного прибить и ордена с медалями, кровью заслуженные, обратно забрать! А то продаст, сволочь, нумизматам!
Люба задумалась.
- Можно я скажу? - спрашивает Жанна. Люба кивает. - Пока награды твои, дедушка, у сына - ты их не трожь, пусть имя твое вспоминают, а как продаст он их кому, так на того порчу напустить позволено, гниль в тело, а после того придешь к нему и скажешь: мне - ордена, тебе - гниль вон. Будет так? спрашивает она Любу.
- Пусть, - соглашается Люба.
- Ты - торжество наше! - кланяется Алексей Яковлевич.
Из толпы выбивается девушка с длинными рыжими волосами и выступающими вперед, как у зайца, верхними зубами. Она с размаху ударяется худыми коленями в землю.
- Старик, тот, что триста лет лежит, послал, - выдыхает она. - Девчонку унять просит, Раечку, чтоб ножками столько не топала, а то носится между могилами, что курица, а старику от того покоя нет и досада.
- Ребенок ведь, - пожимает плечами Люба, поглядев на Раечку. - Что ей втолкуешь?
- Старик говорит - головку ей разбить, чтоб не бегала. За ножки - и об памятник каменный, головкой, - девушка кивает и улыбается простоте такого решения.
- Нет, пусть себе бегает, - отвечает Люба. - Ее дело молодое.
- Слава вечная, - покорно склоняется девушка. - Слава вечная.
- Все! - решает Люба. - Довольно. Устала я от вас.
Мертвецы зашевелились. Слышится неясный шепчущий ропот.
- Наместника, - только и может разобрать Люба. - Наместника.
- Назначь им наместника, - говорит Жанна. - Могильного старосту.
- Я не знаю кого.
- А вон его хоть, - Жанна указывает на деда Григория. - Бойкий старик, и за дело общее переживает.
- Хорошо.
- Ты, старик! - окликает деда Григория Жанна. - Ты назначен могильным старостой!
- Слава вечная! - воют покойники, опускаясь на землю. - Ночь просветленная!
Только одна какая-то старуха остается стоять, согнувшись, правда, в три погибели.
- Куда этого старостой, он же дурень полный! - сипит старуха. - Соседка я его, жисть рядом с ним прожила и большего дурака не видела! Помилуй, матушка!
Прочие покойники умолкают, припав к земле. Люба ощущает их единый, животных страх. Она смотрит на Жанну, та зло поджимает губы и отрицательно качает головой. Рука Любы сжимается, и старуху у каменного креста сметает вихрь темного пламени, разрывая ее гнилое тело на бешено выедаемые разложением части, которые обваливаются в листву.
- Гнилая молния, черный огнь, всесжигающий! - слышится в толпе суеверный шепот, прерываемый всхлипываниями и дрожащим молитвами.
- Слава вечная! - рявкает дед Григорий. И все подхватывают за ним, даже маленькая Раечка кланяется, тычась лбом в опавшую листву, и тонким голосом причитает: - Слава вечная! Слава вечная!
Вдруг ликование умолкает, и Любины подданные бесшумно растворяются, попрятавшись, словно развеянные осенним ветром, тем, навевающим грусть, что щербит по утрам брошенные посреди дорог лужи. На кладбищенской аллее появляются люди - несколько мужчин и женщина. На мужчинах похожие стеганные куртки темных цветов и сапоги, а женщина в осеннем пальто. Как раз, когда они выходят на аллею, сквозь листву пробиваются первые лучи солнца.
- Что, это опять они? - испуганным шепотом спрашивает Люба у Наташи.
- Нет, это люди. И живые. Они идут из церкви, я слышу запах ладана. Это слуги Мертвого Бога.
Люди подходят совсем близко, и на какое-то мгновение кажется, что они так и пройдут мимо по усыпанной листьями и солнечными пятнами аллее, пройдут и покинут кладбище, чтобы не возвратиться сюда никогда.
- Пойдем с нами, девочка, - вдруг обращается к Наташе женщина, остановившись, словно что-то вспомнив. - Сотворим молитву, покаемся в грехах наших.
- У меня нет грехов, - нараспев отвечает Наташа.
- Разве? - насмешливо не соглашается женщина. - А я по глазам твоим вижу, что ты - маленькая грешница. Что, к примеру, делаешь ты на кладбище, так рано? И что это за книжка?
- Я иду в школу, - застенчиво лжет Наташа. - А это - учебник, и яблоко на завтрак.
- Яблоко на завтрак! - умиленно восклицает женщина. - Какая прелесть! Пойдем с нами, девочка, мы проводим тебя до школы.
- Я и сама дойду.
- Пойдем, пойдем, - ласково говорит женщина, беря Наташу за руку. - Не надо противиться.
Наташа заметно бледнеет, Люба замечает нечто странное у нее в глазах.
- Послушайте, - вмешивается Жанна. - Может, вы оставите девочку в покое?
- А вам, товарищ Петухова, - серьезно оборачивается к ней женщина. - Я бы посоветовала обдумать свое поведение. В свете сегодняшней обстановки в мире.
- Что, война началась?
- Еще нет, - женщина уклончиво опускает веки. - Но все может случиться.
- Люба, - сдавленно говорит Наташа. Она хочет что-то добавить, но не может. И тут Люба узнает женщину, хотя та совершенно изменила свою внешность, одно только невозможно было скрыть - тень червоточины на нижнем веке, тень зрачка, утекшего в небытие. Со вскриком Люба отступает на шаг в сторону, сердце неистово колотится в ней, как прорвавшийся из шланга родничок.