Школа 1-4

Олег Петрович вынимает из кармана брюк пистолет, хотя не видит в темноте ничего живого, поводит фонар?м по стене вдоль коридора, к ступеням лестницы, поднимающейся из-под земли. Он слышит сво? дыхание и чувствует приближение чего-то к себе, прямо из пустоты, куда направлен фонарь, пристально смотрит в освещ?нное фонар?м пространство и только в последний момент поворачивает свет вправо, чтобы увидеть не движение, нет, собственную смерть. Она с размаху, сжав узкие щели глаз, бь?т его металлическим ломом по руке, сверху вниз, вышибая оружие, со звяканьем выпрыгнувшее на пол, боль впивается в локоть, но Олег Петрович, нагнувшись, уворачивается от удара по голове и всем телом бросается впер?д, чтобы сбить смерть с ног, попадает плечом ей в грудь, она пятится, теряя равновесие, и он на ходу хватает е? за волосы, чтобы превратить потенциальную энергию е? падения в полезную кинетическую удара головы об каменный пол. Но где-то там, на полпути к падению, он получает с другой стороны темноты страшный удар ножом для рубки мяса в живот, мгновение вместе с невыносимой болью лезвие вс? глубже пропарывает брюхо, пальцы разжимаются, он отпускает волосы смерти и падает в пустоту, на колени и руки, быстрый смертный пот испариной покрывает лысину, он пытается подняться, но новый удар ломом настигает его по голове, в ушах Олега Петровича лопается оглушительный колокольный звон, стены рвутся, как мокрая вата, и он валится плашмя на пол. Юля с каким-то хриплым вздохом прыгает на него сверху и, придавив его затылок коленями к полу, несколько раз всаживает нож ему в спину, как в кровеносный диван, упорно насаждая смерть.

Оставив нож в теле Олега Петровича, Юля вста?т и входит в сауну, отталкивая ногой табурет. Она склоняется над ванной и, закусив губу, погружает руки в жидкость, бер?т Марию за холодные голые плечи. Е? жуткий, нечеловечески верещащий крик загоняет в будки собак по дал?ким пос?лкам, ч?рная кровь вырывается из стиснутого рта, боль м?ртвых пронизывает е?, боль м?ртвых, с которой не сравнить боль живых. Но она поднимает Марию из ядовитого мороза, вытаскивает е? тяж?лое тело на воздух и прижимает к груди. Лоб подружки больно ударяет ей в плечо, м?ртвая вода ль?тся ручьями с платья Марии и из волос, за плечи и за ноги они тащат е? к озеру, раздевают на траве, косоглазая распарывает ножом мокрое платье и трусики, Марию погружают в воду, как маленького найденного на лугу дельфина, из носа девочки выходят пузыри, они окунают е? и поднимают, переворачивают вниз животом, косоглазая сдавливает грудь Марии, выжимая грязную воду из носа и рта, Юля беззвучно плачет от жалости к е? потяжелевшему телу, спутанным волосам, свисающим мимо плеч, голым висящим рукам и упавшей впер?д голове, которую косоглазой, чтобы вылить воду, вс? время приходится поднимать за волосы.

Потом они кладут Марию на берегу, распластав руки в стороны, косоглазая отцепляет от мотоцикла сумку, вынимает шприц, сверкнувший при свете единственного берегового фонаря, е? сильные пальцы медицинской сестры быстро насаживают иглу. Юля убирает волосы с лица Марии и подставляет свою голую руку ладонью вверх. Она не чувствует укола, глядя, как игла проникает сквозь кожу, и шприц наполняется медленно ползущей темнотой. Когда косоглазая вытаскивает иглу, из неразличимой дырочки в руке Юли выступает ртутная капля. Потрогав пальцем грудь Марии под левым соском, косоглазая приставляет шприц и с силой вдавливает его внутрь, что-то хрускает, Юля морщится от боли, которую не может испытать Мария под густым наркозом смерти. Медленно, миллиметр за миллиметром, темнота входит в тело Марии, которая даже не вздрагивает, просто лежит спящим лицом вверх, как тряпичная кукла, и Юля ещ? больше пугается, до чего же она м?ртвая. Процедура повторяется несколько раз, только грудь Марии больше не хрустит, словно сердце е?, опьянев от юлиной крови, лишилось уже своей особенной девственности.

Потом они разжигают возле Марии кост?р из политых бензином веток и садятся ждать, вытянув ноги к огню, их бессонные глаза неподвижно смотрят на пламя. Косоглазая иногда снова начинает петь вполголоса, покачивая головой, язык этих песен непонятен Юле, наверное, они родились на неизвестной ей дал?кой земле, где никто никогда не был, и Юля размышляет о том, что там, может быть, и есть настоящий мир м?ртвых, там живут они и поют свои песни, а те, кто не попал туда, изнывают в странной тоске, ностальгии по своей незнакомой Родине.