Из провалившейся вниз земли вылезает Надежда Васильевна. Е? лицо неплохо сохранилось, только губы и нос почернели, а ту сторону, которой Надежда Васильевна лежала на земле, поели санитары леса, щ?ку и ухо, так что там теперь т?мно-бурый пролежень, некогда мокнувший, а теперь зам?рзший до морщин. Грудь Надежды Васильевны давно лопнула, расплывшись по одежде зловонным т?мным пятном, пальцы на руках огнили, а одна нога не сгибается, то ли кровь зам?рзла в ней, то ли разложились мышечные волокна. Выбравшись на воздух, Надежда Васильевна зверино рычит и сразу бросается на Катю, но та сдавливает руками глаза Ол?ны Медвянской, отчего бывшая коммунистка д?ргается и оседает в снег, заваливаясь набок, кровь вперемежку со сгнившими тканями выходит у не? изо рта, как ч?рный понос, она всхрапывает от боли, боком пытаясь отползти прочь, рвота тянется мазутной кашей за е? напряж?нно разинутой пастью. Дрыгаясь, как пытающийся раскрыться перочинный нож, Надежда Васильевна судорожно, булькающе блю?т и пускает задом газы.
Следом за ней из ямы выбирается Ольга Матвеевна, которой выстрелом в затылок вырвало нос, она полз?т на четвереньках, то и дело заваливаясь на землю и снова тяжело поднимаясь, едва добравшись до края ямы, она ложится, перевернувшись на спину, и хрипло дышит, глядя на инеевые деревья над собой. Потом она переста?т дышать и окончательно умирает, оставаясь лежать на краю снежной воронки, женщина, которая хотела стать Богом, но превратилась в пустое околевшее тело. Больше не может выйти никто, только слежавшаяся вонь разложившихся тел поднимается еле различимым паром из трупной берлоги. Катя подползает к краю ямы и заглядывает внутрь, она видит ноги одной из девочек, сгнившие до костей, чью-то голову, присыпанную земл?й, и ощущает, что лежащие внизу детские тела уже перестали быть даже трупами, они стали почвой, удобрением, едой будущей травы.
Новая начальница интерната Любовь Ивановна Благая просыпается среди ночи от того, что чья-то маленькая, м?рзлая рука касается е? лица. Любовь Ивановна очень не любит, когда касаются е? лица, она даже мужу своему, Анатолию Герасимовичу, не позволяет трогать сво? лицо, потому что оно означает для не? зеркало души. Открыв глаза, Любовь Ивановна видит стоящую возле своей кровати девочку, держащую в одной человеческую руку с раскрытой ладонью, пальцы которой прижаты друг к другу, и свою вторую голову, непохожую на первую лицом. Любовь Ивановна думает, что наблюдает неприятный сон, тем более, что от девочки пахнет потерявшейся в лугах дохлой скотиной. Любовь Ивановна силится проснуться, но девочка не уходит, она зло, и даже с каким-то отвращением, глядит на женщину своими ч?рными глазами.
- Т?тя, вставайте, - произносит Катя, а это, конечно же, она и есть. - Надо гнать девчонок в болото, очаг культа возводить.
- Чего? - не понимает Любовь Ивановна, напрягая брови.
- Культ требует очага, - уверенно говорит Катя, взмахивая второй головой, как кадилом. - Не хлебом же единым.
Любовь Ивановна садится в кровати и протирает глаза. В комнате темно, но от лица девочки исходит странное бел?сое свечение, потому все его черты отч?тливо различимы.
- Быстрее, сука, - нетерпеливо настаивает Катя. - Религии рабочая сила нужна. Хозяин ждать не любит.
Любовь Ивановна не понимает, почему она никак не может проснуться. Кошмарные снов у не? не было уже без малого десять лет. Хрустит оконное стекло. Повернувшись на звук, Любовь Ивановна видит прижавшееся снаружи к окну незнакомое лицо Надежды Васильевны, расплывшееся в страшной мертвецкой улыбке. От одной этой улыбки Любви Ивановне неожиданно не хочется больше существовать, и она отворачивается от окна, вцепляясь руками в одеяло.
- Ну пошла, сволочь! - с сильной злостью вскрикивает Катя, топая сапогом и тыкает в грудь женщине отрубленной человеческой рукой. Острая железная боль продирает Любовь Ивановну до самого позвонка, она вскашливает и ощущает во рту вкус крови. - Пошла!
Через два часа, вс? ещ? в длинной зимней ночи, ворота интерната с лязгом растворяются и т?мная колонна узниц выходит в лес. Впереди колонны шествует Катя, указывая направление, сбоку волочит неразгибающуюся ногу Надежда Васильевна, вставившая себе для забавы в м?ртвый рот подожж?нную папиросу и опирающаяся на выломанный из дерева сук, сзади свирепой тенью ид?т однорукая Галя, которая ничего не видит, зато чует и слышит, как хищный зверь. В интернате оста?тся лежащий на заснеженном дворе труп одной девочки, из которой Галя и Надежда Васильевна сделали себе перемену блюд, макая оторванные от не? конечности в таз, наполненный кровью, в разбитых окнах пустого цеха подвешено за ноги м?ртвое начальство интерната во главе с Любовью Ивановной, из которого уже порядком натекло в снег, всего шесть голых, посиневших туш с распоротыми до глоток животами, откуда свисают мотки выпущенных гусиных кишок, лопнувшие желудки и л?гкие.