Школа 1-4

Катя знакомится с другими девочками из приюта, но дружить может только с Верой и с е? подругой из соседней комнаты Аней, маленькой светловолосой девочкой, которая вечно тоскует о ч?м-то и почти ничего не говорит, только вздыхает. Иногда Аню охватывает такая тоска, что она не может ничем заниматься и просто ложится на своей постели лицом в подушку и тихо лежит, не плача, она ни на кого не сердится, потому что понимает, что никто не виноват в е? тоске. В такие дни Кате кажется, что душа покинула Аню, есть вс? таки в человеке какая-то душа, которая может уйти, а человек продолжает жить, тихо лежать, положив на постель остывающие руки и ноги, пока душа не верн?тся назад. Пока Аня жд?т возвращения своей души, можно потрогать е? похолодевшие пальчики, поцеловать е? в щ?ку, даже пощекотать подошвы ног, она ведь так боится обычно щекотки, сразу сжимается в клубок и исступл?нно хихикает, но что ни делай, Аня вс? равно останется неподвижно лежать, и глаза е? будут тупо смотреть на наволочку, только изредка подрагивая веками. Аня никогда заранее не знает, когда прид?т е? большая тоска, утром того же дня она может быть вес?лой и живой, тоска внезапно подходит к ней и начинает душить, однажды, на перемене между уроками, Катя видела, как это бывает, Аня стояла у окошка и чертила пальцем по пыли на стекле буквы, смешно коверкая слова, а потом вдруг палец е? остановился, замер на полпути к концу проводимой ч?рточки, а потом Аня просто опустила руку и осталась тихо стоять, глядя в окно, несколько мгновений она совершенно не дышала, словно хл?сткий резиновый шнур перехватил ей горло, наконец судорожно, как бы подавившись, вздохнула, лицо е? было таким бледным, будто е? и вправду сейчас вырвет. Катя посмотрела в окно, туда, где остановились глаза Ани, но ничего не увидела там, кроме кирпичной стены, обрывающейся косым разломом и степи за ней, где сентябрьский ветер бил крыльями ж?лто-зел?ные травы, и высоко над земл?й, то сбиваясь, то снова выравнивая дугу, кружил маленький сокол. В тот день Ане было так плохо, что казалось, она совсем умр?т. Катя спросила Веру, почему не дать Ане покурить, чтобы она забыла о своей тоске, но Вера ответила, что когда-то пыталась уже курить вместе с Аней, но ту сильно стошнило, губы у не? стали голубыми, и Вера очень испугалась, что Аня отравится. Вера вообще относится к Ане, как к младшей сестре, всегда вступается за не?, и Аню никто не может обидеть, потому что все уважают Веру, хоть она и не старше других, но держится по-взрослому, и Катя рядом с ней тоже чувствует себя взрослой, они ведь иногда ходят с Верой в степь смотреть в будущее, и Аня ходит с ними, она тихо сидит в балке и не мешает, только смотрит на грезящие лица подруг и наверное представляет себе, как светло там, на белых берегах смерти, а никто больше не знает о будущем, и даже Саша, которой уже двадцать лет, она комсомолка и читала почти все книги, которые написали Ленин и Сталин, не знает ничего о синих реках смерти и кровавых маковых полях, где бродит жизнь Великого Вождя в белоснежном сво?м кителе. Это их собственная тайна, и знает о ней ещ? только Он, который сам видел их глядящими вниз с сияющих мягких облаков.

Сны Кати становятся со временем не такими пугающими, она привыкает и к ним. Катя уже знает, что за домиком в степи есть старое, обглоданное дождями и ветром дерево, тополь, он совсем не похож на стройные молодые московские тополя, он тополь только по листьям, но Катя вс? равно любит приходить к нему, потому что он единственное дерево в окрестной степи, и отец тоже часто вста?т с лавочки и ходит смотреть на тополь, гладит руками его ствол, пожелтевшие листья шуршат на ветру, осыпаясь с ветвей, но сколько бы они не осыпались, оста?тся вс? равно много, словно сорванные раз, приносятся они потом ветром вновь к родным ветвям и врастают в них, чтобы завтра осыпаться опять. Мама не ходит к дереву, она сидит на лавочке или занимается чем-то внутри дома, однажды она испекла оладьи на сковородке, они были т?мные от м?да и очень сладкие, Катя съела только один, потому что когда она его съела, ей стало страшно, она почему-то испугалась, что мама хочет е? отравить. Это был диковатый и непонятный страх, он возник сам по себе, в свете качающегося фонаря, в непреходящих сумерках остановившегося там времени, Катя украдкой взглянула в лицо матери и снова перестала е? узнавать. Эта женщина, стоявшая перед ней, словно притворялась е? матерью, и вс? получалось у не?, походка и движения головы, одежда и руки, только лицо иногда ускользало из е? власти, становясь незнакомым и чужим. С отцом такого не бывало, он всегда был собой, а на мелочи, появившиеся лишь теперь, вроде золотого блеска во рту, Катя старается не обращать внимания.