Школа адвокатуры

Я не рассчитываю на то, чтобы мои замечания могли вылечить его или дать ему практический опыт; но надеюсь, что некоторые из моих указаний принесут ту пользу, что помогут ему избежать многих ошибок и держаться верного пути, проторенного опытными адвокатами. Необходимо запомнить одно основное соображение: свидетель вызван вами, чтобы передать суду простой и правдивый рассказ о том, что знает; доверие или недоверие присяжных к этому рассказу, а следовательно и их решение, зависят от того, как он будет говорить. Если бы свидетель говорил в кружке друзей или знакомых, его рассказ мог бы оказаться расплывчатым, не слишком точным, но все факты были бы налицо; а это именно то, что всего важнее, если только вы беретесь за чистое дело (другого предположения я, конечно, делать не могу). Мне часто приходилось слышать, как вследствие неумелых вопросов юного адвоката свидетель передавал лишь половину своего рассказа, и притом худшую, так что его старшему товарищу приходилось ловить случай помочь свидетелю досказать нужное уже на дополнительном допросе. Если бы свидетель давал свое показание при упомянутых выше условиях, в частном кружке, все присутствующие понимали бы его без труда, и если бы он был известен за правдивого человека, все бы поверили его словам. Все обошлось бы без содействия адвоката, путающего события и смешивающего дни. Возьмем другую обстановку: мы в суде и тот же человек передает тот же рассказ перед судьей и присяжными. Он уже заранее знает, что ему не дадут говорить просто. Его будут допрашивать; из него будут извлекать то, что он знает, отрывками, по кусочкам, рядом отдельных вопросов; на каждом шагу его почему-то будут перебивать самым бестолковым образом, хуже, чем если бы каждый из присутствующих в зале вздумал по очереди спрашивать его о том, что он должен показать, вместо того чтобы спокойно выслушать, что он скажет сам (как не узнать в этих строках наши судебные заседания, где прокурор, гражданский истец, защитник и сам председатель то и дело перебивают друг друга во время допроса, извиняются, кланяются и опять вмешиваются в чужие вопросы, не дождавшись очереди). Это несколько напоминает судебно-медицинское вскрытие; разница в том, что свидетель жив и очень чувствительно относится к мучительной операции. Он знает, что каждое слово его будет предметом спора, а иногда и прямого обвинения во лжи. До сих пор, может быть, никто никогда не позволял себе усомниться в его правдивости, а теперь, того и гляди, придется выслушивать намеки на лжесвидетельство под присягой.

Таким приблизительно должно быть состояние духа человека, впервые выступающего свидетелем на суде. Итак, прежде всего, он находится в настроении, менее всего подходящем для допроса: он волнуется, он смущен и растерян. Поставьте перед ним взволнованного, смущенного и растерянного молодого адвоката — и получите худшее из всех сочетаний для выяснения того, что требуется, т. е. улик. Начинается с того, что его, как на экзамене, спрашивают, как его зовут; одно это иногда вызывает ряд недоразумений и приводит свидетеля в удрученное состояние: он видит, что судья удивлен, а иной раз и негодует на то, что он не сумел обзавестись более приятным прозвищем, и даже на то, что у него вообще существует имя, какое ни на есть. Свидетель краснеет, чувствует себя униженным, но считает, что пока отделался еще очень дешево, не получив строгого выговора. Вслед за тем он поворачивается в сторону адвоката и старается угадать, о чем его будут спрашивать.

Лучшее, что может сделать адвокат при таких условиях, это помнить, что свидетель должен рассказать нечто, имеющее значение для дела, и что есть разумное основание рассчитывать, что он выполнит эту задачу весьма удовлетворительно, если только он, адвокат, не помешает ему сделать это так, как ему легче. Следовательно, чем реже его будут перебивать, тем лучше и тем меньше потребуется вопросов. Самое главное — следить за показанием; особенно за тем, чтобы рассказ свидетеля не загромождался посторонними обстоятельствами, не имеющими отношения к делу. Самая обыкновенная ошибка — это показания по слухам: или он сказал кому-нибудь другому, или кто-либо другой сказал ему что-нибудь такое, о чем нельзя показывать на суде; это задерживает рассказ о последовательных событиях. Но свидетель очень волнуется, и надо быть очень осмотрительным в старании устранить его постоянное «он мне говорит: я, говорит...», чтобы окончательно не сбить его с толку. Помогите ему выбраться из чащи и дайте оглядеться; если хотите, смотрите на него, как на слепого, которого надо вывести на дорогу и, повернув в нужную сторону, предоставить ему самому дойти до конца пути.